Поцелуй Валькирии. Школьные годы Кэтрин Реддл
Шрифт:
– Но ты сам стал таким, так что тебя смущает? Это плата за грехи, вот и все. Тебя никто не заставлял становиться Пожирателем, – я не знал, что толкнуло его на это. Я видел его воспоминания о Лили, о пророчестве, когда он уже осознал ошибочность своего поступка. А вот зачем… Он никогда не говорил и не показывал это мне. Но вряд ли его заставили.
– А вы знаете, зачем я пошел к ним, знаете почему и когда, да? Чтобы вот так судить… Хотите знать? – я кивнул. Мне всегда было его жаль, и я всегда ему симпатизировал,
сочувствовал, понимал. Я долгие годы единственный верил ему. До появления в его жизни Реддл.
– Хорошо, смотрите! – серебристая нить протянулась от виска к палочке. Через несколько мгновений вместе с Северусом я погрузился в Омут Памяти…
***
Кладбище для бедных. Над свежей могилой стоят женщина в черном и юноша лет шестнадцати на вид. Болезненной наружности, бледный, длинные черные волосы обрамляют худое лицо - молодой Северус. Женщина рыдает, в глазах мальчика нет ни капли слез. В них просто пусто. Я перевожу взгляд на надгробье – простая грубая каменная плита. «Тобиас Снейп», умерший в 1976 году. Зима, значит, Северусу либо уже шестнадцать… Либо еще шестнадцать, близко к семнадцати.
– Это конец января, мне шестнадцать. Я на шестом курсе, - отвечает на мои размышления Северус взрослый, со стороны наблюдающий за всем этим. Он хороший Легилимент, Окклюмент, и каким неплохим волшебником он мог бы стать. Мог бы и, пожалуй, стал. Никто из знакомых мне мужчин его поколения не стал бы вести двойную игру, каждую секунду рискуя быть разоблаченным, во имя всего лишь сына любимой девушки. Ее сына от другого мужчины.
“Что ни говори он сам, он привязался к Гарри, это несомненно. Потому как в последнее время это его инициативы по охране Гарри, это он, уже без просьбы, помогает мальчику. Отчасти из-за Кэтти, конечно. Но отчасти и из-за самого Гарри.”
– Тобиас. Тобиас… - как мантру, шепчет Эйлин. Северус уводит ее.
– Его больше нет, мам. Даже не верится. Сейчас зайду в дом, и никто не станет орать, чтобы я убрался прочь. Так пусто… Но значит так будет лучше, если так вышло, для тебя… - в голосе неподдельная горечь, в глазах пустота.
– Мамуль, тебе не надо сейчас быть одной. Может, поедешь к своему кузену?
– Нет. Тут все. Тут он… - переступив порог дома, женщина вновь разрыдалась.
– Она его безумно любила, все терпела. И я после его смерти понял, что и я его все же любил в глубине души, а потом… - Взрослый Северус тяжело вздохнул. Сцена изменилась. Его задирали Поттер и Блэк, примерно в середине апреля. Попытки Северуса увильнуть от разговора приводят к издевательствам. Гриффиндорцы смеются. Среди них – Лили.
– Левикорпус! – зло выкрикивает Северус, с трудом удержав палочку в руке после заклятия Сириуса. Тот повисает в воздухе вверх ногами, Джеймс открывает рот, доставая палочку. – Еще слово, Поттер, и я применю Сектумсемпру… И плевать, что исключат. Мне даже лучше быть дома с матерью.
– К мамочке захотелось, Нюниус? Даже противно как-то… - усмехается Сириус. Взгляды Северуса и Лили встретились. Девушка фыркнула и отвернулась.
– Да иди ты! – Черные глаза полыхнули ненавистью. – Лезешь куда не просят, школьная знаменитость! Без крутых штучек и дружка-ловца ты был бы ничем. Наглый и самоуверенный тип ничтожества!
– Ты погляди… Как мы заговорили. Экспеллиармус! – палочка Северуса у Поттера, Блэк приземлился на пол. На счастье
– А мама к тому моменту дважды пыталась покончить с собой и тяжело заболела, - прокомментировал Северус из настоящего. Мне стало тоскливо. А если бы хоть раз Джеймс выслушал, почему Северус вел себя так, кто знает, как все вышло бы? Но все вышло как вышло. И это получилось ужасно.
Сцена изменилась. Северус на летних каникулах лечит мать. Эйлин мечтает лишь дожить до его окончания школы. Сцена изменилась вновь. Выпускной, Эйлин. Потом год работы помощником продавца в лавке товаров для животных, сцены сменялись быстро, а потом…
Вновь то же кладбище. Только Северус один. Стоит у нового надгробья на коленях. Лето, дождь, и ни звука.
«Эйлин Снейп. 17 декабря 1938 – 12 июня 1978» - гласит надпись на плите. Северус поднимает лицо. По щекам катятся капли. И невозможно понять, дождь это или слезы…
– Мама, почему? За что? – вменяемость мальчика внушает опасения. К нему бесшумно подходит молодой мужчина, уводит от могилы. Люциус Малфой.
Сцена меняется. Но лето, жарко, предположительно, июнь еще не кончился. Люциус расписывает Северусу прелести движения. За равенство, то, чтобы не было деления на маглов и магов. Чтобы каждый магл мог стать магом. Если есть хоть крупица способностей… За то, чтобы смешанные браки и дети из семей маглов не подвергались гонениям со стороны сверстников и так далее, за то, чтобы учить даже сквибов… За справедливость.
– Мы будем помогать маглам, лечить их и так далее, просто все хорошее не перечислишь.
– Ну да, потому что этих планов не существует.
– Да, путь тернист, придется пролить кровь и нашу, и противника, но ведь цель высокая. Если ты посвятишь себя служению светлому идеалу… Твоя мама будет гордиться тобой, где бы она сейчас ни была, - вот в этом весь Малфой. Воспользоваться смертью матери, чтобы увлечь в движение… Как грязно!
***
– Хватит! – мы вынырнули обратно в кабинет, во мне смешались презрение к Малфою, жалость к Северусу, понимание и ужас, ведь сколько таких вот парнишек вот так во имя идеала заманил Малфой? Наверное, уже не сосчитаешь.
– Вот теперь подумайте, зачем я это сделал тогда, Вы единственный кроме меня, кто видел все это… Я даже Кэтти не показывал. Рассказал вкратце и все… Но мне пора, простите, - он ушел.
Я понимал его. Смерть единственного родного человека, нет друзей, а тут тепло, кажущееся сопереживание, дружба, понимание и сожаление…
Светлый идеал (а все обстояло как раз наоборот). Конечно, он пошел к тем, кто дарил ему человеческое тепло… А потом жестоко растоптал последнее светлое пятно в его жизни – убили Лили Эванс, которую мальчик любил с детства и ради которой хотел жить.
“А сейчас он любит Кэт, и это взаимно… Так может ему дан второй шанс, шанс доказать, что он не злой, просто допустил ужасную ошибку? Он стал Пожирателем не для того, чтобы творить зло, а просто от боли, тоски и одиночества, а теперь полжизни исправляет ошибку. Ужасная участь!”
Но вот рассказ о том, что шрам Реддл кровит от взгляда Аластора, меня настораживал. Не может быть такой реакции на взгляд мракоборца…
“Может, поговорить с другими директорами и Министерством? Хотя… Кто знает, может ли такое быть?”