Поцелуй вверх тормашками
Шрифт:
Ничего не спрашивая, она медленно развернулась и посмотрела туда, куда вот уже минуту таращилась Настя.
– Ой! – вырвалось у Лизочки. – А кто это там лежит?
Но Настя не смогла ей ответить. Она внезапно закачалась, закатила глаза и сползла на пол.
– Настя! Что с тобой?
Вместо ответа Настя закатила глаза и страшно захрипела.
Лизочка прямо разрывалась на части, не зная, куда бежать и кому помогать первому. Но все же сначала похлопала Настю по щекам, дождалась, пока они немного порозовеют,
– Эй! Мужчина! Вам плохо?
Но Лизочка зря задавала этот вопрос. И так было ясно, что лежащему перед ней на полу крупному мужчине было крайне плохо. Так плохо, как бывает всего один раз в жизни. В самый что ни на есть последний раз. На голове у мужчины была зияющая рана, из которой на пол вылилось много крови. Слишком много, чтобы мужчина остался жив.
Мертв? Или ему еще можно помочь? И Лизочка, превозмогая нервную трясучку, протянула руку и попыталась найти пульс у пострадавшего.
Убедившись, что ни пульса, ни дыхания у мужчины не прослушивается, а его тело уже остыло и успело даже окоченеть, Лизочка оставила все попытки докричаться до него и снова кинулась к Насте.
– Приди в себя! – трясла она ее. – Эй! Очнись!
Настя открыла мутноватые глаза и уставилась на Лизочку.
– Это ты?
– Да! Я!
– Лизка! Чего это со мной?
– Тебе стало плохо. Ты увидела покойника и…
Но Настя внезапно затряслась всем телом и перебила Лизочкины объяснения громким воплями:
– Дима-а-а-а! Димка-а-а-а!
– Настя… ты это… того… замолчи! Я сейчас оглохну от твоих воплей! Зачем ты зовешь сюда Диму?
Но Настя больше не реагировала на слова Лизы.
– Убили-и-и! Убили его родимого-о-о!
– Настя, ау! Кого убили-то?
– Убили-и-и-и! Диму убили-и-и!
– Настя, там лежит Дима?
Настя наконец замолчала и принялась кивать головой.
– Да, да! Дима!
– Ты уверена?
– Он! Больше некому!
– Да взгляни же на труп, дуреха ты этакая! Может, и не он вовсе!
– Его рубашка! Его джинсы! Это он!
Лизочка мельком удивилась, как это Настя, которая вот уже год или около того была изгнана Димой из рая, вдруг так хорошо смогла опознать и его рубашку, и джинсы, и ботинки, и потребовала:
– Взгляни на лицо покойника!
Настя нехотя пододвинулась к трупу и снова завыла:
– Он это! Он! Димка мой! Ой, убили его родимого! Вот горе-то какое!
Оставив в покое голосящую и, кажется, даже получающую от этого своеобразное удовольствие Настю, сама Лиза снова приблизилась к трупу. Она хотела рассмотреть в деталях то, что видела до сих пор мельком.
В том, что Диму именно убили, не было никаких сомнений. У него на затылке имелась огромная рана, в которой помимо свернувшейся крови еще виднелись какие-то серые противные сгустки и проглядывали неровные обломки белой кости. Сам
– Тьфу! Гадость! – передернуло Лизочку.
Но при этом девушка сама себе удивлялась. Как это она, не выносящая даже вида мертвой рыбы, сейчас хладнокровно разглядывает труп. И пусть она морщится при этом, но ведь даже не думает падать в обморок!
Взгляд Лизочки рассеянно шарил вокруг распростертого на кафельном полу тела Димы. В отличие от других котельных эта выглядела образцово и очень симпатично. Как-то Лизочке довелось увидеть по телевизору конюшню, на которой содержали жеребца, какого-то там призера Дерби. Так вот облицованные фигурным мрамором стены конюшни, узорчатые окошки и резное дерево перегородок были аналогичны убранству здешней котельни.
Красивый узор на полу, тщательно выровненные и выкрашенные в приятный голубоватый цвет стены, несколько живописных панно и даже старинный или псевдостаринный рыцарь с мечом и в доспехах у дальней стены. Вот только щита рыцарю не хватало. Но щит, как с удивлением отметила Лизочка, валялся тут же перед ней. Всего в нескольких шагах в сторону.
– Хм. Странно.
От щита к телу Димы вела цепочка кровавых следов. Но следы эти были весьма странные, совсем маленькие. Они были не мужские, не женские, а чьи же? Неужели это были следы ребенка?
При этом предположении Лизочка похолодела. Одно только это вогнало ее в ступор. Неужели в котельной все-таки побывала одна из дочек Димы? Дима в тот момент был еще жив. Стоял, задавал градус обогрева в доме или что он там еще делал возле котельной. А девочка пришла, наверное, разулась, чтобы ступать неслышно. И что же она сделала потом… неужели она убила родного папочку?
– Не может этого быть!
Лизочка снова наклонилась к следам на полу, пытаясь понять, что же в них кажется ей странным. И наконец поняла. Следы вели только в одном направлении. От щита к телу Димы. Но обратной цепочки не было. Только на щите был смазанный отпечаток, словно там кто-то схватился окровавленной конечностью.
Все это было очень странно. Но Лизочка никак не могла сообразить, что тут к чему, потому что сосредоточиться ей мешали Настины вопли. А та выводила так, что впору профессиональным плакальщицам, которых прежде нанимали на похоронах, заслушаться и поучиться.
– Ой, горькое горе-то мое! – рыдала Настя. – Как же я теперь жить-то без тебя буду!? Как дневать и горевать-то стану?! Ох, Димушка, ох, родненький! На кого же ты меня оставил, покинул, горемычную!
– Настя, замолчи!
– Ой, не затыкай-то мне рот, Лизочка! Ох, дай ты мне душу-то отвести, поплакать!
Неизвестно, долго или коротко выла бы Настя, дай ей только волю, но получилось так, что ей помешали. Внезапно позади подруг раздался мелодичный девичий голос, который спросил: