Поцелуй Зимы

Хедвиг Надя

– Наум!

Я поднялась, чувствуя все затекшие мышцы разом, и пошла на кухню. Коридор освещала единственная тусклая лампочка, но я уже настолько привыкла, что могла ориентироваться на ощупь.

Кухня была крошечная, с видавшим виды линолеумом, явно самодельным столом на одного и кушеткой вместо стульев. Кот сидел на столе и смотрел на меня желтыми глазами. Пол перед ним устилали исписанные листы, сплошь помятые и изодранные.

Вот нахал.

– Хочешь остаться без ужина? – Я начала собирать листы, на автомате отмечая, что тексты о

Косте остались целыми.

Кот моргнул. Я одернула домашнее платье – одно из нескольких, что нашлись в шкафу бывшей хозяйки квартиры, – и демонстративно повернулась к нему спиной.

Единственная чистая чашка стояла у плиты, остальные выстроились в ряд у мойки. Хозяйка из меня еще та, конечно. Я включила электрический чайник с жирными отметинами чьих-то пальцев и вдруг ощутила навалившуюся усталость.

Уже месяц я пыталась заглушить воспоминания трехлетней давности и научиться жить в новой реальности. Посоветоваться было не с кем. Звонить подругам со словами «Знаешь, последние три года меня не было в мире» – идея так себе. Да и не было у меня таких подруг.

Чайник вскипел, я залила пакетик и поставила исходящую паром чашку на пятачок свободного от листов стола. Допустим, сдам я ЕГЭ. Два обязательных, русский и математика, плюс один по выбору. Даже проверну аферу с фальшивым аттестатом. Поступлю в институт. Найду подработку. Буду, как все, проводить часть жизни в дороге, часть – на работе и учебе, а в редких перерывах вспоминать, что существует другая реальность – ярче, красочнее, объемнее. Стоит только представить ее себе… и заплатить за это очередным кусочком души.

Я сделала глоток. Чай горчил. На кухне становилось жарко – сквозь приоткрытое окно просачивался нагретый солнцем воздух. Наум спрыгнул со стола, задрал облезлый рыжий хвост и растянулся на пороге. Я со вздохом подобрала последние раскиданные им листы, выхватив из строчек несколько слов – Костя, удар, лезвие. Сердце забилось, как у хомячка в клетке.

Никто больше не погибнет по моей вине.

– Умм!

– Ты голодный, что ли?

Я проверила его миску – на донышке лежала пара крошек сухого корма. Тут я вспомнила, что сама с утра ничего не ела, и в животе заурчало. Варить макароны или рис не хотелось – наелась за последний месяц.

Я вернулась к компьютеру и по памяти вбила в поисковик название любимой пиццерии. Страница грузилась бесконечно. Вот бы забрать ноутбук у мамы… Но как заявиться к ней после трех лет, я не представляла. Наверняка числюсь пропавшей без вести или что-то вроде того.

Страница загрузилась, и на экране замелькали аппетитные картинки.

«Умм!»

– Я поделюсь с тобой, ненасытное животное, только замолчи!

«Умм!»

– Ну что такое?

В дверь позвонили – высоко и противно вскрикнула писклявая «птичка». В груди мазнуло дурным предчувствием, но я затолкала его подальше. Это же реальность. Здесь чудовища не прячутся на лестничной клетке.

Я тихо подошла к двери и, приподнявшись на

цыпочки, заглянула в глазок. В коридоре стоял высокий и ужасно худой мужчина. Издалека его можно было бы принять за узника концлагеря. Лестер был не похож сам на себя: некогда роскошную шевелюру сменили редкие седые волосы, у глаз залегли глубокие морщины, а помятый льняной костюм, больше похожий на пижаму, балахоном висел на тощем теле. Но это был он.

Секунду помедлив, я открыла.

– Что ты тут делаешь?

– И тебе привет, Вера. – Лестер погладил воздух у моего лица.

Ногти у него были узкие, пальцы походили на птичьи когти. Взгляд не отрывался от точки где-то посередине моего лба. Я вспомнила: в своей реальной ипостаси Лестер был слеп.

За спиной снова мяукнул Наум, вальяжно приблизился к Лестеру и понюхал носки его остроконечных туфель. Интересно, поймет ли животное, что Лестера… как бы это сказать… не существует.

– Откуда ты? – спросила я.

Он пожал угловатыми плечами.

– Оттуда же, откуда и ты. – Голос его был немного сиплый, с вкрадчивыми нотками.

Я отступила вглубь квартиры. Пригласить его? Вряд ли он просто испарится, раз пришел. Лестер никогда не появлялся просто так и никогда не приносил хороших вестей.

Тут дверь квартиры напротив распахнулась, и в коридор вылетела растрепанная конопатая девочка.

– Саня не пойдет гулять! – завопила она. – Он не съел кашу! Я сама видела. Ой!.. – Она с разбега врезалась в Лестера. Я уловила знакомое выражение на его лице – смесь надменности и отвращения.

За девочкой появился такой же растрепанный мальчик. Кроме памперсов и домашних тапочек на нем ничего не было.

– Вс?о она в?от! – пискнул он. – Ой, киса!

Наум, предупредительно мявкнув, юркнул в комнату. Мне захотелось последовать его примеру.

– А вы здесь жив?оте, да? – Ребенок обошел Лестера и просунул голову в коридор. – А киса выйдет?

Мальчик потерся об косяк нечесаной шевелюрой, и памперс с едким запахом почти коснулся моей ноги. Девочка отпихнула брата и попыталась сама заглянуть в коридор.

– Эй, ты че пи?аешься?

– Я старше!

– А я си?нее!

– А я все маме расскажу!

По сравнению с этими детьми Наум был сущим ангелом.

– Дети! – начала я. Кажется, никто так не обращается к детям, кроме учителей из старых советских книг, которые я читала в детстве. – Киса уже старенькая, она не хочет…

– Кис-кис-кис! – засюсюкала девочка и протянула собранные в горсть пальцы.

Да господи, это же не утка. Я заслонила ей проход.

– Киса устала и хочет спать.

– Хочу кису! – Мальчик несильно стукнул по наличнику и выставил ножку на порог.

Я с надеждой взглянула на дверь напротив, обитую дерматином. Вдруг мама все-таки позовет их? Или няня. Или бабушка. Но тишину коридора нарушало только упрямое «кис-кис-кис». Лестер застыл, как мумия, а Наум наверняка уже прорыл ход в Нарнию. Похоже, помощи ждать было неоткуда.