Почему мужчины врут
Шрифт:
Ну, еще бы! Во-первых, живое общение. А во-вто-рых, селясь у друзей, можно неплохо сэкономить на командировочных. Впрочем, последний вывод оказался ошибочным. Приезжая к друзьям, Фил всегда демонстрировал чудеса щедрости широкой русской души. Он всегда покупал множество деликатесной снеди, хорошего вина, выставлял на стол привезенную с собой водку и икру. Так что он был желанным гостем в домах своих друзей.
И вот однажды он приехал к друзьям, разумеется, тоже геям. Дело было в Мюнхене. Берлинская стена к тому времени уже благополучно
Фил уже много раз бывал за границей, но всегда немного пасовал перед незнакомыми названиями продуктов и упаковками. По-немецки Фил не знал ни слова. В свое время он изучал итальянский, а также немного знал английский.
Но в немецких супермаркетах знаний этих двух языков было явно недостаточно, чтобы разобраться в немецких названиях. И Фил старался брать такие вещи, которые ему были хорошо знакомы – колбасу, рыбу, ветчину или сыр. А еще шоколадные конфеты, которые было трудно перепутать с чем-то другим.
– В общем, посидели они в тот вечер хорошо. Хозяева здорово выпили, закусили, поговорили по душам под русскую водочку. А потом все разошлись по своим комнатам.
Под утро Фил проснулся от неприятного ощущения под ложечкой. Вчера вечером, стремясь хорошо угостить и развлечь своих хозяев, он сам больше налегал на спиртное. Закусывал через раз. И хотя не слишком опьянел, Фил вообще пьянел редко, но пожрать ему сейчас хотелось отчаянно. Желудок буквально выпрыгивал изнутри, требуя еды.
Будить хозяев из-за такой ерунды Фил не стал. Решил, что разберется во всем сам. Соорудит себе какой–нибудь бутерброд из остатков вчерашней трапезы, и порядок!
– Ну, отец протопал в кухню к холодильнику. Достал там продукты. Хлеб, колбасу, огурцы, майонез. Сделал себе большущий бутерброд, слопал его и пошел спать.
Утром Фила разбудили громкие крики. Недоумевая, что могло так встревожить его хозяев, Фил выскочил из своей комнаты и примчался на кухню. Там он увидел Ханса, который приплясывал возле холодильника, причитая и размахивая пустой банкой из-под майонеза.
Думая, что приятель расстраивается из-за майонеза, Фил указал на банку и признался:
– Я съел.
– Ты? Съел?
Выражение лица Ханса было таким странным, что Фил моментально устыдился. Да, майонеза в банке оставалось на самом дне. И он его выскреб до конца. Но неужели милый Ханс так расстроился из-за такой ерунды?
– Я куплю новый! – заверил он Ханса. – Прямо сейчас!
– Купишь?! – подскочил на месте приятель. – Где?
– В магазине! Пойду и куплю!
– О! – закатил глаза Ханс. – Невероятно! Просто невозможно! Какой ужас!
– Куплю самую большую банку! – испугался Фил, бросаясь к дверям.
– Нет! Ты думаешь, ты съел майонез?
– Ну да! Сам покупал эту банку. Хорошо запомнил ее название.
– Тот майонез давно кончился! Еще в прошлый раз. А потом мы с Антоном использовали эту банку для хранения
– Какого же?
– Ты же знаешь, что мы с Антоном давно пытаемся завести себе ребенка.
Фил кивнул. Да, его друзья-геи неоднократно говорили о своем желании усыновить чужого ребенка. Но, увы, раз за разом правительство отказывало им в этом. В те годы к однополым парам даже в европейском обществе было несколько настороженное отношение. Или сами ребята с их непостоянной работой не внушали доверия органам опеки, но малыша Хансу и Антону никак не давали.
И вот теперь оказалось, что они решили завести своего собственного младенца.
– Мы уже нашли суррогатную мать. Нашли медицинский центр, который согласился провести искусственное оплодотворение. А в качестве донора выступили мы оба. Решили, что так будет справедливо. Неважно, чей именно сперматозоид приживется в теле женщины. Каждый из нас будет считать ребенка своим. И заботиться о нем, как родной родитель.
Фил слушал и не в силах был поверить в то, что услышал. Что же он слопал вместо майонеза? Что было в проклятой банке? Неужели?..
– Да! Ты намазал на хлеб наш донорский сбор! А мы с Антоном так старались! – произнес Ханс и заржал.
Но Филу было не до смеха. К Хансу и Антону, как ни странно, он испытывал исключительно дружеские чувства. И когда он понял, ЧТО именно он слопал вместо майонеза, ему стало совсем худо.
– Вот с тех пор отец никогда и не употреблял в пищу этот продукт, – сказал Гаврош, вылизывая тарелку. – А я ем! И мне очень даже нравится. А еще я ем шоколад. Отец тоже обожал шоколад. С ним у него не было связано никаких неприятных воспоминаний.
Мариша задумчиво забрала у парня пустую тарелку. Она налила ему чаю и придвинула вазочку с шоколадными конфетами, за которые парень взялся с видимым удовольствием. И пока она устраивала грязную посуду в посудомоечную машину, перед Гаврошем уже образовалась небольшая кучка пустых фантиков.
Мариша и их сгребла в мусор. Теперь у нее наконец появилась возможность задать Гаврошу несколько вопросов.
– Скажи, а твой отец когда-нибудь упоминал фамилию Воронцовых?
– Воронцовы? Что-то не припомню я таких, – помотал своей лобастой головой Гаврош. – А зачем вам? Кто они такие?
– Старший Воронцов занимался коллекционированием старинных вещей. Преимущественно из серебра.
– У отца из серебра был только браслет, который он привез из Турции. Страшная дешевка!
– А старинные вещи у него были?
– Откуда? Отец приехал в Питер из Самары. И с собой, как рассказывала мне моя бабушка, у него был лишь чемоданчик со сменой белья и единственными целыми ботинками на зиму. Отец учился в театральном, получал грошовую стипендию. И максимум его благосостояния пришелся на тот период, когда он был женат на моей матери. Но и тогда ничего дороже простого обручального колечка они не покупали.