Почему не расстреляли Жукова? В защиту Маршала Победы
Шрифт:
Жуков ответил, какие меры приняты, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи, никто не знает.
Около получаса поговорили, довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует. Была полная беспомощность в штабе. Раз нет связи, штаб бессилен руководить.
Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек разрыдался как баба и выбежал в другую комнату. Молотов пошел за ним. Мы все были в удрученном состоянии.
Писатель Иван Стаднюк со слов Молотова излагает этот эпизод следующим образом:
«Верно то, что вечером 29 июня Сталин потерял самообладание, узнав, что немцы второй день хозяйничают в Минске, а западнее столицы Белоруссии враг захлопнул капкан вокруг основной массы войск Западного фронта, что значило: путь гитлеровским армиям на Москву открыт.
Не дождавшись очередного доклада наркома обороны Тимошенко и начальника Генштаба Жукова об оперативной обстановке, Сталин с рядом членов Политбюро внезапно появился в Наркомате обороны.
Это был самый опасный момент во взаимоотношениях верховной государственной власти и высшего командования Вооруженных Сил СССР, была грань, за которой мог последовать взрыв с самыми тяжелыми последствиями. Подробно расспросив Молотова о том, как все происходило, я, работая над второй книгой «Войны», написал главу, стараясь не смягчать в ней остроты случившегося, но и не давать неприятных деталей: уж в очень грубых, взаимно оскорбительных и нервных тонах велся разговор, с матерщиной и угрозами…
Ссора закончилась тем, что Жуков и Тимошенко предложили Сталину и членам Политбюро покинуть кабинет и не мешать им изучать обстановку и принимать решения» (Стаднюк И.Ф. Исповедь сталиниста. М., 1993, с. 363–364).
Наконец, как утверждает Н. Зенькович, Иван Стаднюк рассказал ему со слов Молотова следующую версию данного события:
«Ссора вспыхнула тяжелейшая, с матерщиной и угрозами. Сталин материл Тимошенко, Жукова и Ватутина, обзывал их бездарями, ничтожествами, ротными писаришками, портяночниками. Нервное напряжение сказалось и на военных. Тимошенко с Жуковым тоже наговорили сгоряча немало оскорбительного в адрес вождя. Кончилось тем, что побелевший Жуков послал Сталина по матушке и потребовал немедленно покинуть кабинет и не мешать им изучать обстановку и принимать решения. Изумленный такой наглостью военных, Берия пытался вступиться за вождя, но Сталин, ни с кем не попрощавшись, направился к выходу. Затем он тут же поехал на дачу». (Зенькович Н.А. Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплека. М., 2004, с.131) [78] .
78
Пыхалов И. Великая оболганная война. М., 2005, с. 294–296.
При всех «неточностях» «Воспоминаний» маршала Победы (а это звание он все же заслужил вполне) его «мемуары» остаются историческим документом свидетеля Эпохи. По ним можно развенчивать дурацкие мифы и о Сталине. Ведь Георгий Константинович пишет, что «29 июня И.В. Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку Главного Командования, и оба раза он крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом(!) направлении». А «30 июня мне в Генштаб позвонил И.В. Сталин и приказал вызвать командующего Западным фронтом генерала армии Д. Г. Павлова. На
79
Жуков Г.К. Воспоминания и размышления… М., 1969, с. 271.
Это как раз к вопросу о Сталине, «впавшем в прострацию» на пару дней, 29 и 30 июня. Человек, впавший в «прострацию», не посещает (обычно) Генштаб и Наркомат (видимо, сначала днем заехал, а потом вечером еще раз) и не устраивает там разнос генералам, обзывая их «ротными писаришками» и «портяночниками» за невозможность за весь день доложить обстановку на фронте. И не дает указания вызвать в Москву командующего Западным фронтом Павлова, допустившего сдачу Минска на седьмой день войны. Если уж человек «впал в прострацию», то он тупо сидит на «даче» и медитирует…
Кому верить в описании реакции Жукова — Микояну или Молотову — читатель, надеюсь, сам и решит. Но уж больно оскорбительно для Жукова Микоян высказался. Унизить, что ли, хотел?
А вот что Молотов, достаточно сдержанный во многих оценках, сказал уже о самом А.И. Микояне:
«— Говорят, идею развенчать Сталина подал Хрущеву Микоян.
— Я не исключаю этого, — согласился Молотов. — Хрущевцы могут этим гордиться. А коммунистам не подходит…
Партию разделить на сельскую и промышленную — нелепо, безусловно.
— Считают, что это было по тем временам прогрессивно, новое слово.
— Какое новое! Гнилое! И сам-то Анастас был гнилой. Микоян очень связан с Хрущевым. Я думаю, что он и настраивал Хрущева на самые крайние меры… Хрущев и Микоян в свое время дошли до того, что пытались доказать, будто бы Сталин был агентом царской охранки. Но документов таких сфабриковать им не удалось. Возможно, они и на меня что-то пытались такое соорудить.
— Один писатель мне говорил, что Молотов ни в каких тюрьмах не сидел, а все было придумано после революции.
— Придумано? Это же все опубликовано. Таких критиков много. Что вы хотите, если нашлись люди из бывших репрессированных, которые пытались доказать, что Сталин — агент международного империализма? Вот какая ненависть, на все готовы…
16.07.1977
— Микоян подлую роль сыграл. Приспособленец. Приспособлялся, приспособлялся, до того неловко… Сталин тоже его недолюбливал. Сталин иногда его крепко прижимал. Но он конечно, очень способный работник. В практических делах — хозяйство, торговля, пищевая промышленность. Он там как раз и приспособился, делал хорошие обороты, работал упорно, человек он очень трудолюбивый. Это у армян вообще неплохое, хорошее качество.
28.08.1981» [80] .
Вот такие люди руководили Россией в те годы…
Вместо послесловия
Если мы действительно хотим разобраться в причинах трагедии 22 июня, в роли или вине Г.К. Жукова в тех днях, то потребуются, конечно же, более тщательные исследования архивов и подлинных документов, по которым и станет видна роль или вина маршала Г.К. Жукова за лето 41-го. Данная же книга-исследование написана по вполне доступным материалам.
80
Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым… с. 366–367.