Почему одни страны богатые, а другие бедные

Аджемоглу Дарон

В последующих главах этой книги мы обсудим более детально, как именно работает наша теория институтов, и воспользуемся ее преимуществами, чтобы проанализировать целый ряд феноменов: от причин неолитической революции до коллапса нескольких мировых цивилизаций. Этот коллапс мог происходить либо из-за внутренних ограничений роста в условиях экстрактивных институтов, либо из-за того, что движение в сторону создания инклюзивных институтов оказалось недостаточно решительным и его удалось обратить вспять.

Мы увидим, как и почему Англия совершила решительный поворот в сторону инклюзивных институтов во время Славной революции. В частности, мы подробно ответим на следующие вопросы:

• Как существовавшие до того в Англии

институты, пройдя через точку перелома, возникшую с началом трансатлантической торговли, трансформировались в новые, инклюзивные институты?

• Как эти институты смогли сохраниться, укрепиться и заложить основу для промышленной революции и какую роль в этом сыграл «круг благоразумия» (virtuous circle), а какую — стечение обстоятельств?

• Каким образом многие абсолютистские режимы, построенные на экстрактивных институтах, стойко сопротивлялись распространению появившихся в ходе промышленной революции новых технологий?

• Почему европейцы уничтожили малейший шанс на экономический рост во многих странах, которые они сделали своими колониями?

• Каким образом порочный круг бедности и «железный закон олигархии» успешно помогли экстрактивным институтам сохраниться во многих странах, куда так и не пришла промышленная революция, и обречь эти страны на прозябание и бедность?

• Почему в те страны, в которых государству не удалось достичь минимально необходимого уровня централизации, до сих пор не пришли — и вряд ли скоро придут — современные технологии?

Из нашего обсуждения так же станет ясно, почему страны, сумевшие изменить свои институты и сделать их более инклюзивными — такие как Франция или Япония, — а также страны, которые смогли предотвратить движение вспять от инклюзивных к экстрактивным институтам — например, США и Австралия, — оказались гораздо более восприимчивыми к технологиям промышленной революции и за счет этого вырвались вперед. Как и в Англии, это не всегда был гладкий процесс, но счастливое стечение обстоятельств и «круг благоразумия» помогли преодолеть много препятствий на этом пути.

Наконец, мы увидим, почему современные неудачи в развитии тех или иных стран тесно связаны с их институциональной историей; как часто советы реформаторов бывают основаны на неверных гипотезах и могут ли эти советы завести в тупик; способны ли те или иные страны и сегодня использовать точки перелома, в которые их приводит история, чтобы резко изменить свою судьбу, реформировать институты и встать на путь процветания.

Глава 5

«Я видел будущее, и оно работает»: экономический рост в условиях экстрактивных институтов

Я видел будущее

Институциональные различия определяли динамику экономического роста на протяжении всех эпох. Но если большинство обществ в истории человечества было построено на экстрактивных институтах, значит ли это, что они никогда не знали экономического роста? Конечно, нет. Экстрактивные институты по определению требуют накопления богатства — в ином случае что же сможет элита выжать из своих подданных? И правитель, которому удалось сосредоточить всю политическую власть в своих руках и выстроить централизованное государство, будет заинтересован в том, чтобы поддерживать правопорядок и установить систему правил и институтов, стимулирующую активность в экономике.

Но рост в условиях экстрактивных институтов отличается от роста, который возникает на основе институтов инклюзивных. Самое главное отличие в том, что он не будет устойчивым, не сможет стимулировать и использовать технологические прорывы; это будет рост, основанный на уже имеющихся технологиях. Экономическое развитие СССР является яркой иллюстрацией и того, как власть и созданные ею стимулы могут стимулировать быстрый экономический рост, и того, как этот рост замедляется и в конце концов останавливается совсем.

Когда закончилась Первая мировая

война, победители и проигравшие собрались в знаменитом Версальском дворце под Парижем, чтобы определить контуры нового мира. Особую роль на конференции играл президент США Вудро Вильсон. Выделялось отсутствие представителей России. Старый царский режим был свергнут большевиками в октябре 1917 года, после чего в стране разразилась гражданская война между красными и белыми. Англия, Франция и США отправили экспедиционные корпуса на помощь белым в их борьбе с большевиками. Позже в Москву была направлена также миссия под руководством молодого дипломата Уильяма Буллита и прославленного журналиста и интеллектуала Линкольна Стеффенса. Их задачей было выяснить планы большевиков и узнать, можно ли с ними договориться. Стеффенс имел репутацию ниспровергателя основ, он сделал себя имя журналистскими расследованиями, разоблачавшими ужасы капитализма в Америке. Он побывал в России еще во время революции, и его присутствие должно было убедить большевиков, что миссия не враждебна по отношению к ним, и вселить к ней доверие. Буллит и Стеффенс привезли обратно в США предложения от Ленина о том, каким образом США могли бы наладить мирный диалог с большевиками. Стеффенс вернулся под большим впечатлением от увиденного и оценил потенциал советского режима очень высоко. В 1931 году он вспоминал в своей автобиографии:

«В Советской России я увидел революционное правительство с эволюционной программой. Их план состоит не в том, чтобы расправиться с таким злом, как нищета, огромные состояния, подкуп, привилегии, тирания и война, — они пытаются устранить сами причины их появления. Они установили диктатуру небольшого, но хорошо подготовленного меньшинства с тем, чтобы за несколько поколений на научной основе полностью изменить экономику и привести свою страну сначала к экономической демократии, а в конце концов и к демократии политической».

Вскоре после возвращения из своей дипломатической поездки Стеффенс зашел навестить своего старого друга — скульптора Джо Дэвидсона — и застал его за работой: тот лепил с натуры бюст богатого финансиста Бернарда Баруха.

— Итак, — спросил Барух, — вы, кажется, побывали в России?

— Я побывал в будущем, — ответил Стеффенс. — И оно работает!

Позже он немного подправил эту фразу, и в историю вошел афоризм: «Я видел будущее, и оно работает».

Вплоть до начала 1980-х годов многие люди на Западе видели в СССР будущее человечества и продолжали верить, что это будущее работает. В некотором смысле так оно и было, или, точнее, так было до поры до времени. Ленин умер в 1924 году, и к 1927-му власть сосредоточил в своих руках Сталин, который скоро уничтожил своих политических противников и начал быструю индустриализацию России. Кампания индустриализации началась с хорошей встряски Госплана — созданного в 1921 году Государственного комитета по планированию. Именно в этом учреждении был разработан первый пятилетний план на 1928–1933 годы. Экономический рост по-сталински не отличался изощренностью: развитие промышленности по команде государства и на деньги, полученные от огромных налогов на сельское хозяйство. Но у коммунистического государства не было эффективной налоговой системы, поэтому вместо прямого налогообложения Сталин выбрал путь коллективизации сельского хозяйства. Коллективизация означала отмену частной собственности на землю, бывших владельцев которой, крестьян, сгоняли в гигантские коллективные хозяйства, которыми управляла Коммунистическая партия. Это позволило Сталину легко изымать продукты сельского хозяйства, чтобы кормить рабочих, строивших новые заводы. Последствия такой политики для жителей села были поистине катастрофическими. В колхозах полностью отсутствовали стимулы для усердной работы, и производительность труда крестьян резко упала. Огромная часть продукции изымалась, так что оставшегося не хватало даже на еду. Начался голод. В конце концов в процессе насильственной коллективизации до шести миллионов человек погибли, а сотни тысяч были убиты или сосланы в Сибирь.