Почему собаки гораздо умнее, чем вы думаете
Шрифт:
Однако Хелтон обнаружил, что все те элитные породы, которые считаются хорошо обучаемыми, выглядят схоже. Ко этим породам относятся собаки умеренных размеров, обладающие средними черепами. У них нет коротких ног, как у такс, массивных тел, как у мастифов, длинных черепов, как у гончих, и чрезмерно широких черепов, как у бульдогов.
Все упомянутые в предыдущем абзаце породы не уступали своим элитным собратьям по точности выполнения задач. Но ведь очевидно, что коротконогая такса будет выглядеть на полосе препятствий в аджилити-конкурсе гораздо менее впечатляюще, чем быстроногий бордер-колли, даже если такса совершенно верно выполнит
При обсуждении межпородных различий мы неизменно приходим к одному и тому же выводу. Если вы считаете, что ваша собака лучшей породы, то, к сожалению, нет никаких научных фактов, которые бы это подтверждали. Правда, нет и доказательств, которые противоречили бы вашему мнению.
Глава 10. Обучение гениальности
Я взял Мило из приюта, не практикующего усыпления. Это случилось в ту пору, когда бостонская зима начинает сменяться весной. Мило нашли на улице — он бродяжничал без ошейника и каких-либо опознавательных меток. За те десять дней, которые пес провел в приюте, никто не сообщил о его пропаже и не пришел его искать. Когда я наведался в приют, собаки неистово виляли хвостами, скулили и визжали, страшно желая, чтобы их обнял двуногий гость. Мило на общем фоне выглядел благородно. Несмотря на свой размер, он грациозно подошел ко мне.
«Привет, дружище», — сказал я, присев перед проволочной сеткой. Белый мех Мило стал колыхаться как облако, когда пес завилял хвостом. Он спокойно посмотрел на меня, ловя мой взгляд глубокими карими глазами, умными, как у человека. Мило был самой красивой собакой, которую мне доводилось встречать. Он казался метисом лабрадора и белого медведя.
Позже я еще раз зашел в приют, чтобы окончательно решить, беру ли я Мило. Сел на корточки. Как только Мило вошел в комнату, он прыгнул мне на колени — всеми своими 27 кг — и неуклюже, но счастливо потерся об меня.
Я убедился, что эта собака — моя родственная душа. Нам предстояли великие дела. Я надеялся, что Мило даже сможет превзойти успехи Орео и раздвинуть границы «псознания». Мило научил меня очень многому, но не совсем тому, чего я ожидал.
Первый признак того, что Мило — особенный пес, обнаружился через неделю после того, как я взял его домой из приюта. Все шло отлично. Мило оказался исключительно спокойной собакой. Вдобавок он полностью оправдал обещание служителя приюта, который заверил меня, что эта собака никогда не будет мочиться в квартире.
Однажды вечером мы сидели с друзьями в парке Бостон-Коммон, и где-то вдалеке прогудела сирена скорой помощи. Мило поднял голову к небу и издал долгий печальный вой. Мы с приятелями рассмеялись. Как интересно. Тогда Мило стал пыхтеть и тереться о мои ноги. Я потрепал его за уши, по-прежнему не понимая, чего он хочет. Но это был лишь первый предвестник грядущих событий.
Я хотел завести собаку, так как знал, что в Германии мне придется жить в одиночестве. Я полагал, что безусловная собачья любовь поможет не чувствовать себя таким покинутым. Но наш союз получился гораздо более тесным, чем можно было рассчитывать. Мило был в меня просто влюблен. Целых девять месяцев я жил как заложник. Он сопровождал меня в рестораны по вечерам. Он ходил со мной даже в ванную, так как стоило мне покинуть его всего на несколько минут — и Мило начинал выть, словно вот-вот умрет, не вытерпев разлуки. Мне чуть не пришлось съезжать с квартиры, поскольку в те несколько раз, когда без вариантов требовалось оставить Мило, пес выл так громко, что соседи начинали
К счастью, немцы очень прогрессивно относятся к собакам. Наших четвероногих друзей пускают в офисные здания, универмаги, кафе и рестораны. Им даже разрешено ездить в автобусах и поездах. Единственное место, куда собакам закрыт путь, — это продовольственный магазин. Отправляясь за едой, я был вынужден закупаться максимально быстро, а Мило тем временем выл снаружи.
Странно, но он был не слишком любвеобильным. Например, если я его обнимал, он с этим мирился, но это ему не так уж и нравилось. Он никогда больше не прыгал мне на колени. Не играл в «принеси мячик». На самом деле он вообще не любил играть. Обычно он просто прятался под каким-нибудь столом — допустим, кухонным или письменным — и спал.
Я все не решался давать ему транквилизаторы, так как полагал, что со временем и с тренировками что-то наладится. Но никакие тренировки, казалось, не помогали. Мило был неподдающимся до невозможности. Его спокойное и достойное поведение, которым он покорил меня в приюте, оказалось фарсом. Мило был неглупым, но крайне упрямым. Я успешно выдрессировал пять собак, четыре из них были из приюта. Ни у одной из них не возникало сложностей с подчинением или поведенческих проблем.
А потом я наткнулся на Мило.
Я тратил ежедневно целые часы, стремясь научить его простейшим командам. Как только мы оказывались на улице и вообще в любом месте, где эти команды могли понадобиться, я мог забыть об их существовании. Мило не садился по команде и не подходил, когда я его подзывал. Совершенно не хотел оставаться на месте. Едва умел гулять на поводке. Приходилось иметь дело с 27 кг чистого упрямства, Мило без вариантов стремился обнюхать каждую капельку собачьей мочи в радиусе 5 км. Автографы других собак так его увлекали, что он, казалось, совершенно не обращал внимания на самих собак. Брайан Хэйр, эксперт по собакам, не мог научить пса команде «сидеть»!
Я поступил так же, как любой другой на моем месте. Стал читать онлайновые колонки и учебники для самостоятельного изучения. И почти сразу меня поразила основная идея, красной нитью проходившая через эти материалы: якобы виноват был я. Либо я неверно воспитывал Мило, либо недостаточно усердно тренировал его. Везде прослеживалась одна и та же идея «кнута и пряника».
Незадолго до этого я получил степень доктора философии за работу о важности темперамента собак при взаимодействии и общении и думал, что предлагаемое во всех этих источниках решение слишком упрощенное. Конечно, наши воспитательные приемы сказываются на поведении собак, но не меньшую роль играет и их природа. Я стал задумываться, не из-за темперамента ли Мило такой неподдающийся и так привязан ко мне? Мне даже стало казаться, что до самой своей смерти Мило будет держать меня в плену.
И меня осенило, как только я присмотрелся к языку Мило. По цвету он напоминал чернику. Когда я приютил Мило, я еще не знал, что только у одной породы собак синий язык. Это чау-чау. Порода чау-чау была выведена около 2 тыс. лет назад и относится к тем девяти породам, которые наиболее близки к волкам в генетическом плане. На китайских полотнах и статуэтках эпохи династии Хань иногда изображаются чау-чау, гордо выступающие в качестве сторожевых собак или величественно развалившиеся под столами. Иногда чау-чау употребляли в пищу. Возможно, название породы происходит от кантонского (южнокитайского) слова «чоу», означающего «съедобный». Кстати, именно этот корень присутствует в названии китайского рагу из птицы — «чоумейн». Чау-чау известны тем, что очень привязываются к своим хозяевам и стремятся их защищать, они крайне упрямы и исключительно плохо поддаются дрессировке.