Почетная шуба (Повесть, рассказы)
Шрифт:
И Петр Иванович на самом деле отпустил взгляд свой на волю: направо от него блестела свежеумытая витрина книжной лавки, на коей помещался лубочный портрет императрицы Елизаветы Петровны, запрещенный к продаже (ввиду явного безобразия) пристрастной цензурой.
Но Петр Иванович узнал Елизавету Петровну, несмотря на неудач-ность художественного приема. Он узнал, так сказать, главное.
— Елизавета Петровна, как раз иду мимо… — объяснил Петр Иванович и переложил беспристрастный взгляд налево.
Там, на мостовой,
— Чего ты варишь? — спросил Петр Иванович.
— Деготь томлю, ваше превосходительство, — отвечал костровой.
— Что ж ты хочешь от утомленного дегтя? Говори смело! Я сам служу нашему Государю!
— Уж больно черен станет, тем и хорош, ваше превосходительство, — отвечал костровой.
Петр Иванович одобрительно кивнул и распространил взгляд свой вдоль по проспекту к Адмиралтейству. Трое молодых офицеров, резко жестикулируя и поминутно смеясь, чуть не снесли с ног Петра Ивановича, так что он был принужден спросить, что занимает их воображение с такой притягательной силой.
— С сегодняшнего дня фортификация разделена суть на две части: полевую и долговременную, — отвечали офицеры.
— Отчего ж эта простая мысль не пришла ко мне в голову?! — воскликнул Петр Иванович.
— Каждый из нас задает себе этот вопрос! — воскликнули офицеры, — Стало быть, вы не откажетесь пойти с нами напиться пьяными с инженерами? Обещали, что будет и настоящее бургундское (в команде всегда сыщется острослов — непременно найдет случай упомянуть бургундское)!
— Молодость, молодость! Крылья альбатросовы! — с этим рассуждением о главных предметах человеческой жизни Петр Иванович повернул на Фонтанку.
Вот пишешь: «повернул на Фонтанку» — и самому не верится, что уже и на Фонтанку добралось драматическое действие.
Иного героя пока соберешь в Петербург, издержишь две уймы чернил и бумаги, и еще неизвестно, доберется ли? А Петр Иванович, надворный советник, только шагнул — и уже на Невском, честно сказать, и на Фонтанку не собирался сворачивать, а напрямки хотел в Адмиралтейство за шубой, да на Фонтанке собралась порядочная толпа, и слышалось из нее явственно: «Скороходы! Скороходы!»
— Что ж это еще за Скороходы?! — свернул Петр Иванович на Фонтанку.
Проходя мимо дома Муравьевых, Петр Иванович заприметил в окне Никиту Муравьева, по-летнему, в одной белой рубашке, писавшего, поминутно чиркая, русскую Конституцию.
Что ж, я думаю, отчего не писать конституции, сам бы писал, да сбыта мало: снести в наши журналы — упрекнут по-свойски, на театр — не возьмут, разве что для бенефиса… а известно, каковы разговоры с бенефициантами!..
«Странная все ж таки река Фонтанка, — думал Петр Иванович. — Решительно не встретишь ни одного фонтана в дороге».
На балконе дома Нарышкиных сидел Дидро, с интересом наблюдая жизнь северной столицы,
Петр Иванович раскланялся с Дидро.
Лишь у входа в самый Летний сад, наконец, Петр Иванович добился положительного разъяснения народостечения: когда у него спросили серебряный рубль за место без кресла.
Во всю длину Летнего сада, между двумя аллеями, бегал Скороход. В И верстах от себя назначил он себе свидание с победой чрез три четверти часа.
— Счастливая столица! — воскликнул Петр Иванович, доплачивая четыре рубля за кресло в первом ряду (диван для трех особ был по двадцати пяти рублей, кресла во втором ряду по два с полтиной).
— Счастливая столица! — воскликнул Петр Иванович. — Топот Скороходов с утра наполняет ее коммуникации так же естественно, как шум морского прибоя!
Скороходы, могущие сегодня пробежаться вихрем, создающие вокруг себя моральную ауру прогресса, наглядного движения — сколь физического, столь и нравственного, — завтра из столицы перебегут в окрестные губернии, благотворно заражая своим примером…
Может же моровая язва, или проще — холера, распространяться с отличной быстротой, не предполагая в каком-нибудь человеке особенного к ней расположения, и равно пристает к людям всякого возраста и всякого темперамента.
Отчего же не получится у скороходов?!
Холера не происходит от свойств атмосферной температуры, ее опустошения одинаковы во все времена года.
Отчего бы и скороходам?!
Она не есть следствие сырости: живущие в местах низменных не более гибнут, нежели альпийские стрелки Иль-де-Франса…
Она не происходит от испорченного воздуха, ибо целые семь лет сряду появляется на самых противоположных местах Азии с разной злокачественностью.
Она, наконец, не заносится ветрами, но весьма часто распространяется в направлении, противоположном ветреному!
Это ведет к заключению, что холера сообщается от одного человека к другому по законам, ей свойственным и нам неизвестным.
То же должны устроить между собой скороходы для повсеместного распространения!
Вот так всегда с подполковниками! Первые друзья парадоксов!
Давно уже у меня припасена мысль (думаю, не уместно ли будет как-нибудь продавить после на могильной плите), что подполковники для России есть то же самое, что кокосовая пальма для южных стран…
Роскошные вечнозеленые кроны!
Смело можно сказать, что население множества приморских городов обязано своим существованием кокосу, непрерывно питающему круглый год.
В отношении России, я разумею, Подполковник доставляет (и тоже круглый год) столь же обильную пищу: умственным провиантом, моральными припасами, отвечая самым разнообразным потребностям общества.