Шрифт:
Посвящается Джею Лей
Так и не сумев поднять с песка эту штуку, Шайвер бежит в деревню и приводит меня. Оно лежит на берегу, опутанное водорослями, тусклый металл изъеден морской водой, к поверхности прилипли моллюски. Похоже, его потеряли давным-давно. Совсем как меня. От него до сих пор попахивает ржавчиной и смазкой. Едва-едва. Этакий дразнящий намек. — Неплохая добыча, — говорит Шайвер. — А может, и более того. — А может, и менее, — отвечаю я. Охота за утилем — истинное спасение для нашей деревни в несезон, когда море становится слишком бурным и рыбаки
Наверное, на взгляд Шайзера, та штука, которую мы нашли, просто длинный ящик, к торцу которого прикреплен ящик поменьше. Полуденное солнце золотит ржавый металл, последние зимние ветра, как кнутом, хлещут по лицу, и я вижу, что находка напоминает человека с оторванными конечностями. Человека из металла. Вместо глаз у него лампочки, хотя мне приходится долго щуриться, чтобы представить в них янтарный свет, искру понимания. Широкий, испещренный крошечными ямками лист металла не искажен каким-либо выражением.
Увидев все это, я сразу назвал его Гановером, в честь героя, которого видел в старом кино, пока проектор еще работал.
— Гановер? — повторяет Шайвер с легким презрением.
— Гановер никогда не выдавал своих мыслей, — отвечаю я, и мы принимаемся волочить «тело» по гравию в направлении деревни с простым названием Сэндхейвн. Деревня словно приросла к склону скал, уходящих в море. Я прожил здесь почти шесть лет. Брался за любую работу. Помогал собирать добычу, которую выбрасывало море. Они по-прежнему почти ничего не знают обо мне. Во всяком случае, ничего существенного. И любят меня не за мои речи и не за то, кто я такой, а за то, что умею делать. Могу починить любую технику или собрать что-то новое из старых запчастей. То есть неплохо иметь кого-то надежного в изолированном от мира местечке, где поломка водяного насоса может оказаться катастрофой. Это означает нечто реальное. Означает, что вам не придется много распространяться о прошлом и прежней жизни.
— Гановер, кем бы или чем бы он ни был, отказался не только от мыслей, — неожиданно заявляет Шайвер, выказывая поразительную интуицию. Это означает, что и он уже очеловечил Гановера. — Думаю, он из Старой Империи. И вымыло его с морского дна, из утонувшего города.
Мнение Шайвера мгновенно становится известно всем окружающим. Неуклюжий зеленоглазый шатен. Прожил в Сэндхейвне всю свою жизнь. Прирожденный моряк, может проплыть через бурю в раковине моллюска. И никогда не покинет деревню, да к зачем ему? Тем более, он искренне считает, что здесь имеется все для него необходимое.
Ничего не скажешь, тащить останки Гановера нелегко: уж очень тяжелая штука. Несмотря на ржавчину, я с трудом удерживаю. Руки все время соскальзывают. К тому времени, когда наконец достигли центральной площади Сэндхейвна, мы уже задыхаемся, как старики. С облегчением и в то же время с показной торжественностью дружно бросаем нашу ношу на обозрение собравшейся толпы.
Первый закон сборщика утиля: все, что найдено, следует прежде всего показать общине. Пусть даст оценку. Это полный мусор? Выбросить его? Или попытаться восстановить?
Джон Блейк, глава Совета, тоже соизволил прийти и стоит в первых рядах. Неопрятная черная борода, широкие плечи и водянистые бирюзовые
1
Saft — соль (англ.).
Поскольку лодки выйдут в море не раньше чем через неделю, вокруг собралась компания широколицых рыбаков, к которым присоединились менее достойные обитатели деревни и местные сплетники.
Солнце уже заходит: тени альбатросов и чаек разрезают горизонт, крыши низких скучившихся домишек светятся по краям глубоким золотисто-оранжевым на фоне сереющего неба.
— Где? — спрашивает Блейк.
У этого человека каждое слово на вес золота. Словно судьба выделила ему совсем немного этих слов — лишнее междометие, сорвавшееся с губ, и он может упасть замертво.
— Берег, бухта, — отвечает Шайвер тем же телеграфным стилем. Общение с Блейком неизменно вызывает ответное стремление к лаконичности.
— Что это?
Теперь Блейк, не отвечая, яростно смотрит на меня. Я мастер на все руки, умелец, который в прошлом сезоне решил их проблемы с колодцем. Который может получить лучшую цену за все, что продано стервятникам с холмов. Но я еще и любовник леди Салт, а она раньше была с ним, и я вечно за это отдуваюсь. Иногда больше, иногда меньше — в зависимости от его настроения.
Иногда невредно и правду сказать, особенно если за это ничего не будет. Так много всего остается недосказанным, что лишняя ложь утомляет меня.
— Это часть металлического человека, — отвечаю я.
Самые невежественные из толпы громко ахают. А вот моя леди Солт продолжает смотреть сквозь меня. Я знаю, о чем она думает: какие-то несколько дней, и она снова окажется в открытом море. Ее суденышко — такое же быстрое, верткое и плавучее, как сама вода. И она любит называть его «Искателем», а иногда — «Туманом» или просто «Корзиной». Утиль ее не интересует.
Но я вижу, как поворачиваются шестеренки в голове Блейка. Он ненадолго задумывается, прежде чем обронить еще пару слов. Даже кузнец и ткачиха, скорее по обычаю и обязанности, чем из искреннего интереса, рассматривают лежащее перед ними проржавевшее ведро.
Починенный водяной насос продолжает качать воду из водоносных пластов: часть запасов обменивается у горных людей на молоко и копченое мясо — запас провизии на добрых полсезона. И все же Блейк знает, что за последнее время море оскудело рыбой. И если мы не дадим горным людям что-то по-настоящему ценное, они больше не станут приходить.