Почти как люди
Шрифт:
Я опустил винтовку, и в этот миг моих ноздрей коснулась струя отвратительного зловония.
Я принюхался, чтобы определить, что это за запах, и у меня не осталось никаких сомнений. Где-то поблизости, на склоне холма находился рассерженный скунс.
Я усмехнулся. Так ему и надо, подумал я. Так ему и надо, этому проклятому кретину.
Теперь он уже двигался быстрее, пробираясь к болоту через островок высокой, по пояс, травы, — и вдруг он исчез.
Я протер глаза и снова взглянул в ту сторону — его не было.
Он
Я не заметил, как это произошло, хотя смотрел на него в упор. Я никак не мог пропустить это и тем не менее ничего не увидел. В какой-то момент Этвуд еще присутствовал, а в следующий — вместо него появились кегельные шары.
Именно это и произошло сейчас, при ярком свете послеполуденного осеннего солнца. Только что по пояс в траве шел человек, и вдруг его не стало. Он бесследно исчез.
Держа наготове винтовку, я осторожно встал во весь рост и окинул взглядом склон холма.
Смотреть там было не на что, если не считать колыхавшейся травы, и она колыхалась только в одном месте — там, где исчез этот человек. Вся остальная растительность на склоне была недвижима.
Запах скунса все настойчивее лез мне в ноздри, волной поднимаясь снизу до склону холма.
А там творилось нечто дьявольски странное.
Трава продолжала колыхаться, словно в том месте что-то бешено металось по земле, но не было слышно ни звука. Стояла мертвая тишина.
Я двинулся вниз по склону, по-прежнему держа наготове винтовку.
И внезапно у меня в кармане что-то закопошилось, пытаясь выбраться наружу. Как будто туда раньше забралась мышь или крыса и сейчас рвалась на свободу.
Я инстинктивно схватился за карман, но эта штуковина уже вылезла из него. Она оказалась маленьким черным шариком, вроде тех мягких резиновых мячиков, которые дают играть малышам.
Он высунулся из кармана, увильнул от моих пальцев, упал на землю и какими-то сумасшедшими зигзагами покатился к тому месту, где колыхалась трава.
Я стоял как вкопанный, глядя ему вслед и пытаясь сообразить, — что это такое. И вдруг я понял. Это были деньги. Та их часть, что лежала у меня в кармане, часть тех денег, которые я получил в усадьбе «Белмонт».
Теперь они вновь превратились в шар и мчались туда, где исчез тот, другой оборотень, на время принявший человеческий облик.
Я издал вопль и, отбросив всякую осторожность, бегом бросился к островку колыхавшейся травы.
Потому что там что-то происходило, и я должен был выяснить, что именно.
Скунсом воняло нестерпимо, и я невольно начал уклоняться в сторону и тут краем глаза увидел, что там делается.
Я остановился и стал смотреть, толком ничего
Там, в траве, как одержимые, в самозабвенном экстазе скакали кегельные шары. Они крутились волчком, катались взад и вперед, подпрыгивали в воздух.
И с этого травянистого островка поднимался тошнотворный, слезоточивый, сводящий скулы запах, оставленный растревоженным скунсом.
Я не выдержал. Давясь и отплевываясь, я пустился наутек.
И на пути к машине я подумал — без особого, правда, душевного подъема, — что наконец нашел трещину в, казалось бы, неуязвимой броне кегельных шаров.
34
Пес говорил, что они питают слабость к запахам. Завладев Землей, они обменяют ее на партию каких-то запахов. Запахи — это их жизненный стимул, единственный источник наслаждения. Они их ценят превыше всего.
И здесь, на Земле, у подножия разукрашенного осенью холма, на заросшем травой болотце, они нашли запах, который их пленил. Ведь только так можно было истолковать их исступленные прыжки. Запах, который, видимо, обладал для них такой притягательной силой, что заставил их отказаться от выполнения стоявшей перед ними задачи, какова бы ни была ее цель.
Я сел в машину, дал задний ход, выехал на дорогу и поехал обратно в сторону главного шоссе.
По-видимому, другие ароматы Земли не обладали для кегельных шаров особой привлекательностью, подумал я, но вонь скунса свела их с ума. И хотя лично мне это казалось бессмысленным, я вполне допускал, что в этом мог быть определенный смысл для кегельного шара.
Должен быть какой-то способ, сказал я себе, который даст возможность человеческому роду использовать эту новую информацию в своих интересах, способ, с помощью которого мы сумеем извлечь выгоду из этой любовной интрижки кегельных шаров со скунсами.
Я мысленно перенесся во вчерашний день, когда Гэвин поместил на первой странице газеты статью Джой о ферме, где разводят скунсов. Но в этом случае речь шла о других скунсах.
Мои мысли разбегались кружками и каждый раз ни с чем возвращались к исходной точке. И, подводя итог этим бесплодным размышлениям, я подумал, что можно прийти в бешенство, если эту открытую мною слабость пришельцев не удастся обратить на пользу человечеству.
Ибо, насколько я понимал, это был наш единственный шанс. Во всем остальном они взяли нас за горло мертвой хваткой, поставив в совершенно безвыходное положение.
Но если и была какая-то возможность извлечь из этого пользу, мне она в голову не приходила. Если бы нас было много, если бы я не был так одинок, меня, быть может, осенила бы какая-нибудь идея. Но со мной была только Джой.
Я въехал в пригород; боюсь, я не уделял должного внимания своим обязанностям водителя. Я остановился у светофора, задумался и не заметил, как красный свет сместился зеленым.