Почти как три богатыря

Шмигалев Николай

Но в деле ни слова не было сказано о том, что круглый сирота Яков Сероволк воспитывался дедом-оборотнем, который, в пьяной потасовке с вампирами получив раны не совместимые даже с такой необычной жизнью, перед смертью не смог передать свою силу внуку. Вместо того чтобы больно укусить Сероволка, старый оборотень лишь сентиментально поцеловал в лоб юного Якова и испустил дух. Оттого и характер у цыгана, лишённого силы оборотневой, был волчий. Несло от него как от волка, сводя с ума окрестных собак, ещё он не мог не сдержаться, чтобы в полнолуние

не завыть на луну, и хоть был храбр, ловок и силён, но на большее ему рассчитывать не приходилось.

В третьем деле, подписанном «Иван Царевич – разнорабочий», так и вовсе почти пусто было, ни тебе справок из ЖЭКа, ни тебе копии метриков из родильного теремка. Это-то, и не только это, показалось царю довольно подозрительной уликой.

– Что же, как говорят в нашем насквозь лживом окружении, рад вас видеть! – недобро пошутил государь Владибор и его «окружение» вежливо захихикало. – Тут написано, что ты, парень, не кто иной, как Иван Царевич собственной персоной? – нахмурившись для проформы, спросил царь у русоволосого здоровячка. – Так вот ответь мне, с какого это перепугу у нас «Царевичи» разнорабочими подряжаются? И вообще, какой ты «Царевич», коли аз есмъ царь, а наследников у меня нет.

Никак Лжецаревич самозваный, переворот хотел устроить, и к этому делу крамольному колдуна-бесопоклонника и вора-мошенника подговорил, – не на шутку распалился самодержец. – Ай-яй-яй! Бесстыдники! Отрубить лжецу голову! Конокрада повесить! Колдуна на костёр! Да, да, да! – перевёл он взгляд на оторопевших бояр, – и не смотрите на меня, как нерадивые школяры на собирательный образ руководителя державы. Азм есмъ единоначальник и верховный главнокомандующий в едином лике. Выполняйте!

Такого скорого, царского, самого справедливого и гуманного суда в мире, никто, даже близко знавшие царя вельможи, не ожидали. Подсудимые же если и удивились, то виду не подали, а один из них только голос подал.

– Не вели казнить, государь, позволь слово молвить! – попросил Иван Царевич слово правозащитное произнести.

Годунович, ошивавшийся рядом с государем, посоветовал всё-таки не рубить сплеча и дать возможность оговорить. то есть защитить самих себя подсудимым («хотя бы пусть попытаются для виду»).

– А и ладно, хрен с вами! – великодушно согласился государь-батюшка.

– Только поклянитесь говорить правду, одну лишь правду, искреннюю правду, горькую правду, короче, ничего кроме правды.

Боярин министерства юстиции поднёс к подсудимым государственную книгу «Конституция сказок и приключений», на которой все трое и поклялись говорить «короче, ничего кроме правды».

– Теперича излагай, с чем не согласен, – соизволил царь Ивану Царевичу.

– Перво-наперво насчёт фамилии Царевич пояснение хочу дать, – выступил с речью Иван. – Фамилия эта была пожалована моему прадеду Емеле, по щучьему велению высочайшему за существенные заслуги перед царевной-щукой. У меня и документ имеется. В нашем же государстве, фактически уже просвещённом, отправка

на плаху за имение звучных фамилий, есть косвенное ущемление прав человека. Недаром легендарный Илья – защита и опора земель покорённых, установил у нас в качестве политического строя самодержавную демократию.

Царь озадаченно переглянулся с Годуновичем – гляди, мол, боярин, какой подкованный малый, хоть с виду простак простаком. Годунович тоже ответил государю не менее красноречивым взглядом – мол, царь-батюшка, его речи не то чтобы самодержавной демократией, а скорее монархической анархией попахивают и с этим надо что-то делать.

– Слышь, адвокат, – перебил Ивана Годунович. – Слишком складно поёшь. Сдаётся нам, мил человек, что, не из этих ли ты, не из Рабовиче-Кребрамовичей? Понаехали, понимаешь, сюда!

– Я вообще из глухомани деревенской! – ответил Иван нахмурясь, не любил он, когда его подозревали в том, чего не делал. – С обозом пришёл. На мир посмотреть, себя показать, наукам мудрым обучиться, чтобы не только носы ломать супостатам, а и ума-разума набраться.

– Ишь ты, студент, что ли? – удивился царь. – А что ты на это скажешь?

– государь кивнул воеводе государственной безопасности и тот разложил перед подсудимым молоток, серп и духовую трубу – горн. – К каким наукам эти «учебные принадлежности», – указал царь на холодное оружие и сигнальную трубу.

– Хм! – озорно хмыкнул Царевич. – Так я же дипломированный швец, жнец и на дуде игрец. Молоток – самое верное средство для ремонта швейно-ткацких станков нашего производства. Серп – наиболее экономичный сельхозинструмент при уборке урожая. Труба же вещь незаменимая на разного рода празднествах, корпоративах, юбилеях как в составе ансамбля, так и соло. Мундштук вынул, вот тебе и рупор громкоговорительный, на место всунул – и дуди, хошь заунывный марш Мендельсона, хошь похоронную польку-бабочку.

– Так-так, и откуда они у тебя? – искренне заинтересовался государь непростым простаком Иваном Царевичем.

– Молоток мне подарил мой первый учитель, бродячий швец, по прозвищу Храбрый Портняжка.

– Это тот, который «семерых одним ударом»? – вклинился Годунович, слыхивал он байки про бродячего модельера.

– Восьмерых! – поправил Иван боярина. – Это про него сказано, – не стал лукавить.

– Ну-ну, – кивнул государь. – А серп откуда спёр? Правду говори, парень, не ври.

– Серп именной, – пояснил Царевич. – Второго преподавателя презент. Слыхали, небось, про агронома-управляющего Балдуева, который бригаду поповскую в лидеры по производству зерновых культур вывел.

– Как же не слыхали, – вставил словечко Годунович. – Его ферма на всё среднечерноземье славится.

– Так вот, серп он мне на память о прохождении курса лекций по сельхозкультурам преподнёс, – с тёплыми нотками в голосе произнёс Царевич.

– А на дуде где играть научился? – поинтересовался государь крайним артефактом. – Или так, для солидности таскаешь с собой?