Почти рукописная жизнь
Шрифт:
Театр прекрасен и ужасен одним и тем же своим свойством: театр нужно и можно видеть только в театре. Никакие видеозаписи не дадут того, что можно получить на живом спектакле. Я не видел ни одного спектакля Эфроса, и для меня он не более чем имя в истории театра, практически такое же, как имя Мейерхольда или Станиславского. Я не видел главных спектаклей Анатолия Васильева. И для меня Анатолия Васильева не существует.
Какое-то время ещё можно будет посмотреть спектакли, поставленные Петром Наумовичем Фоменко. Они будут идти прекрасно, не сомневаюсь. Но осиротевшие актёры уже не будут столь жизнерадостны. И осиротевшие спектакли будут ощущаться зрителями, как некие птицы, которым не долететь до берега. А когда исчезнут эти спектакли, исчезнет и растворится театр, который сделал Пётр
Ещё долго его актёры будут нести на себе то неповторимое, что они получили от учителя. Но новых не будет…
Он умер. Неизбежное случилось.
30 августа
Давно не писал здесь. Что называется, не брал в руки дневник. Не хотел. Не хотел определяться с темой высказывания, не хотел комментировать происходящее, никому не хотел ничего о себе сообщать. Хотел побездельничать в полном смысле этого слова. А сегодня 30 августа, и, даже если бы я хотел ещё побездельничать, это уже невозможно. Никто не может мне этого позволить, и прежде всего я сам.
Лето закончилось. Какой кошмар!
Сегодня постригся вместе с сыном. Он сидел на соседнем кресле и молча наблюдал в зеркале, как из летнего, весёлого, загорелого, похудевшего и избегавшегося, а главное – обросшего бездельника превращается в аккуратно стриженного второклассника и ученика музыкальной школы. Печально он смотрел на своё меняющееся отражение. С него обстригали лето и, как с Самсона его волшебная сила, вместе с беззаботно отросшими за лето волосами падали на пол радость и полная безответственность ещё одних безвозвратно ушедших каникул.
Сидя рядом с сыном в парикмахерской, я вдруг ощутил себя школьником. Почувствовал, что надвигающееся первое сентября и меня в полной мере касается. Вдруг всецело осознал, что всё то, что намечал на лето, так сказать, по внеклассной работе, мной не сделано. Всё то, что надо было выучить, не выучено, а то, что надо было прочитать, не прочитано. Когда же я буду всё это делать?! А делать-то придётся! Не хочу.
Мне стало жалко себя, сидящего в парикмахерском кресле. Жалко того себя, который, казалось, совсем недавно, в начале июня, покупал гамак, чтобы летними вечерами покачиваться в нём, а может быть, укрывшись от комаров, даже провести в нём пару особо тёплых сухих ночей… Ни разу не понежился в гамаке. Всё казалось, что успею, а пока неохота, и что лето впереди ещё длинное. Жалко те несколько рубашек, которые я купил на лето, да так и не удосужился надеть. Жалко маску для ныряния, которую купил в конце июня. Купил, потому что она была новая, красивая и такая, что, если бы она у меня была в детстве, я был бы просто царь и бог среди всех пацанов. Съездила эта маска со мной к морю, но так и пролежала в чемодане… Как же стремительно всегда заканчивается лето! Как всё не приходит мудрость и умение прожить каждый день лета так, как мы их проживаем в последние его деньки, стараясь всё в себя впитать, насладиться и осознать суть уходящего.
Последние две недели провёл во Франции… Удивительное вышло лето. До середины июня были гастроли, потом Испания, потом экспедиция в Арктику, а потом – небывало жаркий и знойный юг Франции. И всё равно оно было очень коротким. Лето длинным не бывает! Я имею в виду – лето не бывает длинным для русского человека и для живущего в России. Особенно для тех, кто трудится и имеет детей.
Несколько дней перед возвращением домой уже просто изнывал. Мучился! Отчего же я так мучился среди красоты, роскоши и неги? А мучился я, потому что устал от праздности. Праздность всё-таки ужасно притягательна и так же безобразна до тех пор, пока не погрязнешь в ней и не привыкнешь к её сладкому обволакивающему яду.
Удивительно, почему для китайца везде Китай и, хоть в Хабаровске, хоть в Нью-Йорке, он всегда устроит себе маленький Чайнатаун. Для индуса – везде Индия. Американец везде чувствует себя хозяином, и везде для него есть что-то американское, как минимум кока-кола. Бельгийцы или голландцы, работающие в международных корпорациях по всему миру или путешествующие,
А такая прелестная чужбина, как юг Франции, только и располагает, что к праздности. Наши соотечественники добились в праздности, если её всё-таки считать некой формой человеческой деятельности, невероятных результатов и успехов. Они бьют все рекорды и устанавливают невероятно высокие планки и уровни.
Они оформили эту праздность на Французской Ривьере в виде прекрасных и огромных домов, в виде фантастической красоты садов, в виде целой флотилии и, я бы даже сказал, могучего флота огромных яхт, целой армии частных самолётов и вертолётов, а также бессчётного количества самых новых и мощных автомобилей. Вечеринки в клубах и самые лучшие рестораны Лазурного Берега каждый вечер всё лето принимают огромное количество жён наших соотечественников, украшенных тысячами карат и тоннами жемчугов и драгоценных металлов. На их руках самые дорогие тикающие изделия швейцарских мастеров. В их самых дорогих сумочках банковские карточки с непостижимыми многозначными цифрами. Их лица малоподвижны от скуки и воздействия пластической хирургии… Рядом с ними в соседних ресторанах, а может, прямо за соседними столиками, обвешанные меньшими украшениями и ещё пока с весёлыми лицами сидят любовницы их мужей. Темы разговоров при этом одинаковы, и все в разной степени несчастны от абсолютного неумения и незнания, что делать со всей этой жизнью. Единственное, что они умеют лучше всего, – это лгать всем и каждому почти каждую секунду. Лгать каждым жестом, каждым словом, каждой интонацией.
А их мужья – это в основном люди, которые даже сами уже не вполне понимают, чем занимаются. Точнее, все они занимаются решением каких-то вопросов, и все эти вопросы связаны исключительно с тем, как сберечь и приумножить то, что есть. Никто из них давно уже не занимается трудом, который можно назвать профессией, делом, созиданием… Только постоянное «решение вопросов», ложь и беспрерывная череда самооправданий.
Юг Франции – это лучшее место и лучшая декорация для того, чтобы чувствовать, что у праздности есть какой-то смысл. Но в этой праздности живут там только наши. Они не хотят и не могут соприкоснуться с подлинной французской жизнью. Они там всё равно как в скафандре. Дорогом, роскошном и невероятно удобном. Они общаются только друг с другом, относятся к французам с недоверием и презрением, а французы платят им той же монетой, несмотря на то что получают огромные доходы и чаевые.
А наши коптят французское небо, тешат себя наивными иллюзиями, обучая своих детей во французских и швейцарских школах, с гордостью говоря, что у их малолетних инфантов уже свободный французский и английский, и полагают, что благодаря этому их детей ждёт другая, более счастливая, а главное – не изуродованная деньгами и праздностью жизнь.
Праздность сладостна. В этой праздности так и тянет купить себе велосипед, оснастить тренажёрный зал, взять инструктора по теннису и тренера по гольфу, непременно захочется на следующее лето купить себе коня, а лучше ещё и пони, чтобы и детей приобщить к конному спорту… А ещё – акваланг, подводное ружьё, хороший катер, а лучше – большую яхту… Потому что на яхте можно иметь все возможные виды водных развлечений. А также ещё летом забронировать себе места на лучших горнолыжных курортах.
Что же в таком случае делать весной и осенью? Ах да – велосипед и конный спорт! Праздность потрясающе разнообразна. И очень скоро выясняется, что для занятия самим собой в году очень мало дней, мир слишком мал, чтобы по нему бесконечно путешествовать, а люди слишком ничтожны, чтобы о них заботиться и вообще о них думать.
Послезавтра первое сентября. Какое счастье! Хватит праздности! Не умею я пока отдыхать. Как там говорил герой пьесы «Пять вечеров»: «…Что-то разболтался я тут с вами…» Так думал и я, возвращаясь из Франции домой. А ещё я был благодарен судьбе, что мне удалось после потрясающей своими впечатлениями и трудностями арктической экспедиции съездить на Лазурный Берег и сильнейшим образом соскучиться по работе, по коллегам, по друзьям и по Родине.