Под адским солнцем Рая

Arbalet

— Не шевелись, — в голосе полное равнодушие, будто бы ей абсолютно все равно, буду я шевелится или нет. Впрочем, вероятно, действительно, все равно. — Я зашила рану и вытащила пулю.

Я очень надеялся, что она сделала все это в другом порядке.

Доктор достала тонкую сигарету, засунула в рот, прикурила от массивной зажигалки. Затянулась, выдохнула, погрузив свое лицо в сизый дым. Села рядом на кушетку, на которой я лежал. От нее едва заметно пахло больничным эфиром и табаком. Я чувствовал тепло ее бедра.

— Рукой лучше не шевелить, — все то же равнодушие в голосе. — Где-то с месяца два.

Я не стал изображать удивление. Скорее всего, более

опытный доктор зашил бы меня качественнее и мне не пришлось бы так долго ждать. Но, плевать.

Надо было начинать разговор, ради которого пришлось отдать ей на растерзание свое плечо. Я взглянул доктору в глаза, увидел в них что-то вроде любопытства. Вздохнул. Она от меня чего-то ждала. Понимала, что все это не просто так, и ожидала начала разговора. А у меня никак не получалось придумать, с чего начать.

— Честно говоря, я представлял Вас по-другому, — наверное, стоит зайти с козырей. В конце, концов, почти безотказный способ начать разговор, и произвести хорошее впечатление. Даже если меня отошьют, относиться плохо будут вряд ли. — По рассказам своих знакомых, рекомендовавших Вас, как классного доктора, я ожидал встретить серьезную женщину, далеко за пятьдесят… Не думал, что вы окажетесь такой… такой красивой.

Я бессовестно врал. Аманда Минами красавицей не была. Нет, лицо ее было приятным, на нем не было уродливых шрамов, она не страдала косоглазием или другими отклонениями. Даже огромные очки и перманентно находящаяся в зубах сигарета совершенно не портили эту удивительную женщину. Не было в ее лице ничего отталкивающего… кроме взгляда. Этот взгляд слишком умной женщины, которой скучно рядом с такой посредственностью, как ты, которой не интересны любые твои помыслы, потому что они для нее слишком приземлены, взгляд женщины, в глазах которой ты не более чем очередная бабочка, которую можно некоторое время поизучать, а потом записать результаты в какой-нибудь журнал, и забыть, этот взгляд убивал любые романтические чувства, которые могли бы к ней возникнуть. Дело не спасали даже роскошные волосы моего любимого рыжего цвета.

— О! Это так мило! — доктор совсем по-девчачьи прижала ладони к щекам, пару раз повела плечами влево и вправо, изображая крайнюю степень смущения. Ненатурально ни разу, но я сделал вид, что поверил, и натянул на губы самодовольную улыбку самца, который сумел порадовать свою самку.

Доктор встала с кушетки, сделала пару шагов назад, крутанулась вокруг своей оси, все еще продолжая изображать из себя влюбленную девочку. Под открытым на все пуговицы белым лабораторным халатом была надета очаровательная в своей безвкусности розовая футболка, и совершенно не сочетающаяся с нею коричневая узкая юбчонка. Я, наконец, сумел оценить ее фигуру: болезненно худая, тонкая, словно тростинка, почти без намека на всяческие женские прелести.

— Мне такого никто и никогда не говорил! Я даже не знаю, как реагировать на такое признание, — воскликнула Минами, своим звонким, восторженным голосом, продолжая изображать из себя шестнадцатилетнюю девочку, которой впервые признались в любви. Потом вдруг склонила голову набок, и взглянула на меня: прямо и провоцирующе. Глаза ее смеялись.

— Вы очаровательны, даже когда притворяетесь, госпожа Минами, — улыбнулся я, понимая, что да, она сейчас, и вправду, очаровательна.

— Надо же, — в ее улыбке впервые появился намек на искренность, а из голоса исчезла неправдоподобно-детская восторженность, но появились нотки любопытства. — Неужто, ты, наконец-то, сказал, что действительно думаешь, а не то, что я хочу услышать?

— О, — я окинул

ее жадным, откровенно раздевающим взглядом — одним из тех, которые у меня получаются лучше всего. — Вам лучше не знать, о чем я действительно думаю… Конечно, если вы не хотите этого услышать…

Она несколько секунд переваривала мой перл, а потом вдруг расхохоталась. Звонко и искренне. Ее смех звучал в моих ушах тысячей серебряных колокольчиков.

— Ты забавный, — заявила доктор. Потом снова вперила в меня свой бесконечно проницательный взгляд, и склонила голову, но уже в другую сторону. — Во-первых, хватит мне «выкать», и называть «Доктором». Во-вторых, я уже поняла, что я лично тебя интересую мало, но тебе что-то нужно от нас. От моей команды? Или от кого-то конкретного?

Черт. Так легко меня прочитала? Черт-черт-черт!

Что будет, если я ей подыграю? Пожму плечами, и объясню, что мне нужны услуги Вайли? Переведу наше общение в чисто деловое русло?

Обману ее ожидания? Обижу? Или ей плевать? Как бы я сам среагировал? Черт, нет, нельзя ее мерить по себе!

Так. Стоп. Судя по всему она пользуется у своих людей непререкаемым авторитетом, и последнее слово, всегда остается за ней. Иначе объяснить, столь долгую паузу между тем, как Шинг высказал свое предложение выдать ему меня любимого, и тем, как в них полетела первая пуля, я не могу. Ведь пауза, наверняка была нужна, чтобы согласовать свои действия с руководством, верно? Если бы доктор была простым нанимателем, с ее мнением в вопросах обеспечения безопасности, не считались бы. Значит, она для них гораздо больше, чем наниматель. Командир? Так ее воспринимать?

Ладно, какой из этого вывод? Да такой, что ее обижать ни в коем случае нельзя! Нужно сразу произвести максимально хорошее впечатление, только так можно заручиться поддержкой Вайли. Ибо, если я прав, подрывник подчиниться приказу Аманды, даже если не захочет мне помогать. Верно и обратное, если она прикажет, он палец о палец не ударит, чтобы помочь мне, даже если я смогу заинтересовать его новой работой.

Тогда гораздо более важный вопрос, является ли доктор Манами женщиной хотябы наполовину? Или ученый убил в ней все человеческое, и она воспринимает всех вокруг только как материал для очередного эксперимента?

Но в любом случае, обманывать ее нельзя. Ни в коем случае.

Эх, была не была!

— Док… Аманда, выходи за меня? — тихо, но торжественно попросил я, соскальзывая с кушетки вставая перед ней на колени. Да еще и самую свою восторженную мордаху не забыл состроить.

Кажется, мне удалось ее удивить. Впервые.

— Э… Что?

— Ты будешь читать мои мысли! — не меняя восторженного тона, заявил я. — Будешь выполнять все мои прихоти до того, как я их озвучу! Я захотел омлет, не успел додумать эту мысль, а ты уже стоишь у плиты. Захотел погулять, а ты уже одета, и приглашаешь меня в парк. Захотел чего-то нового в постели, а ты уже в черном латексном костюме и в кроличьих ушках, протягиваешь мне наручники и плетку…

В первые несколько секунд моей речи, доктор неверяще смотрела на меня. Потом плечи ее начали трястись от беззвучного смеха. А в конце, когда я стал рассказывать про костюм, ушки и плетку, не выдержала и заливисто захохотала.

— Я думала, это мужчина должен удовлетворять все прихоти своей жены, — она попыталась надуть губки и состроить обиженную гримасу. Так как ее то и дело пробивало на «ха-ха», гримаса получалась какая угодно, но только не обиженная.

— Так я же не умею мысли читать, — картинно расстроился я. — А ты умеешь. Надо пользоваться тем, что умеешь!