Под алыми небесами
Шрифт:
Она преодолела весь путь, обняла детей и заплакала. Следующим пошел синьор Д’Анджело – ему потребовались считаные секунды. Он сказал, что в детстве занимался гимнастикой.
Синьора Наполитано не успела начать переход, как налетел порыв ветра. Пино молча выругался. Он знал, что при совершении таких опасных восхождений нельзя думать о предстоящем, пока ты не начал движение. Но теперь она не могла не думать о том, что ее ждет.
Но подъем по расщелине, казалось, придал ей уверенности, потому что, когда ветер стих и видимость улучшилась, она двинулась вперед еще до того, как Пино позвал ее. Когда она преодолела
– Стойте, не шевелитесь! – прокричал Пино. – Ждите!
Синьора Наполитано не ответила. Он все время чуть натягивал веревку и чувствовал, что скрипачка опирается на нее. Наконец ветер стих – и он увидел ее, покрытую снегом и неподвижную, как статуя.
Добравшись до карниза, она крепко ухватилась за Пино, постояла несколько секунд, потом сказала:
– В жизни мне не было так страшно. Я знаю, что никогда еще так истово не молилась.
– Ваша молитва была услышана, – сказал он, похлопав ее по спине; потом свистнул брату.
Когда его брат надежно обвязался веревкой, Пино сказал:
– Готов?
– Я родился готовым, – ответил Миммо и быстрым, уверенным шагом пошел по гребню.
– Не спеши, – сказал Пино, быстро выбирая слабину веревку через карабин.
Миммо уже почти добрался до места между двух лавинных желобов.
– А что? – сказал он. – Отец Ре говорит, что я отчасти горный козел.
Не успел Миммо произнести эти слова, как тут же оступился. Его правая нога ушла чуть вбок и провалилась. Раздался звук, будто кто-то взбивал подушку. Потом снег в желобе пришел в движение и потек, словно вода по трубе, и, к ужасу Пино, вместе со снегом вниз устремился и его младший брат, исчезая в снежной круговерти.
Глава одиннадцатая
– Миммо! – вскрикнул Пино, натягивая веревку.
Рывок чуть не скинул его с козырька.
– Помогите! – крикнул Пино синьору Д’Анджело.
Первой успела к нему синьора Наполитано. Руками в варежках она ухватила веревку и всем телом откинулась назад. Веревка выдержала. Груз остался на ней.
– Миммо! – крикнул Пино. – Миммо!
Ответа не последовало. Снова налетел порыв ветра, а с ним мир над лавинным желобом словно поглотила белая тьма.
– Миммо! – закричал он снова.
После нескольких секунд молчания ему ответил слабый потрясенный голос:
– Я здесь. Поднимай меня. Подо мной тут ничего, кроме воздуха. Много воздуха. Кажется, меня сейчас вырвет.
Пино потянул веревку, но она не поддавалась.
– Мой рюкзак зацепился за что-то, – сказал Миммо. – Приспусти меня немного.
Синьор Д’Анджело уже занял место синьоры Наполитано, а Пино, хотя ему и было не по себе при мысли о том, чтобы приспустить веревку, неохотно пошел на это, пропуская веревку через кожаную перчатку.
– Порядок, – сказал Миммо.
Они принялись тянуть веревку, и вскоре над гребнем показалась голова Миммо. Пино отстегнул веревку и попросил синьора Д’Анджело крепко держать его за ноги, так он сумел дотянуться до рюкзака на спине брата. Увидев, что шапочка Миммо исчезла, на голове кровоточит рана, а снег с желоба сошел, Пино, в крови которого бушевал адреналин, вытащил брата на карниз.
Они сели, тяжело дыша.
– Не смей больше
Миммо вздохнул:
– Я думаю, что ничего лучше ты мне в жизни не говорил.
Пино обнял брата за шею и с силой прижал к себе.
– Ладно-ладно, – принялся протестовать Миммо. – Спасибо, что спас мне жизнь.
– Ты бы сделал то же самое.
– Конечно, Пино. Мы же братья. Навсегда.
Пино кивнул, чувствуя, что никогда еще не любил брата так сильно, как в этот момент.
Синьора Д’Анджело умела оказывать первую помощь. Снегом она прочистила рану, приостановила кровотечение. Они разорвали часть шарфа на бинты, а то, что от него осталось, накрутили на голову Миммо взамен шапочки – дети сказали, что так он стал похож на гадалку. Порывы ветра прекратились, но, когда Пино повел всех к козырьку вдоль нижней части пика, снегопад усилился.
– Нам туда не подняться, – сказал синьор Д’Анджело, запрокидывая голову и оглядывая вершину, которая напоминала ледяной оголовник пики.
– Мы обойдем его снизу, – сказал Пино.
Он прижался грудью к стене и двинулся боком.
Перед тем как завернуть за угол, в том месте, где ширина козырька уменьшалась до двадцати сантиметров, он посмотрел на синьору Наполитано и других:
– Тут есть трос. На нем образовался лед, но вы сможете за него держаться. Держитесь правой рукой костяшками пальцев вверх, а левой – костяшками вниз, снизу и сверху, ясно? Ни при каких обстоятельствах не отпускайте трос, пока не дойдете до другой стороны.
– Другой стороны чего? – спросила синьора Наполитано.
Пино посмотрел на стену и вниз; снег не давал увидеть, где завершится падение, очень, очень долгое падение – падение, которое наверняка закончится смертью.
– Скала будет перед вашим носом, – сказал Пино. – Смотрите перед собой и в стороны, но не за спину и не вниз.
– То, что я увижу, мне не понравится? – спросила скрипачка.
– Я уверен, у вас поджилки тряслись перед первым выступлением в Ла Скала, но вы сделали это. Сделаете и теперь.
Хотя лицо ее горело от мороза, она облизнула губы, ее пробрала дрожь. Но она кивнула.
После всего, что они перенесли, пройти вдоль стены по карнизу оказалось проще, чем предполагал Пино. Но это была юго-восточная сторона пика, подветренная в условиях нынешней бури. Все пять беженцев и Миммо прошли козырек без происшествий.
Пино рухнул в снег, благодаря Бога, который сохранил их, и молясь о том, чтобы на этом их испытания закончились. Но тут снова задул ветер, теперь не порывами, а устойчивым напором, снежинки впивались им в лицо, как ледяные иголки. Чем дальше на северо-восток они продвигались, тем сильнее становилась буря, и наконец Пино потерял ориентацию. Из всех трудностей, с которыми они столкнулись, покинув «Каса Альпина» утром, передвижение по открытому гребню было самым опасным, по крайней мере, так считал Пино. Пиццо-Гроппера в это время года была испещрена трещинами. Они могли свалиться на глубину шесть метров в одну из них, где их нашли бы только весной. Даже если он сможет избежать физических опасностей, которыми грозила гора, – холод и сырость были чреваты переохлаждением и смертью.