Под чужим именем

Лидочка собиралась в школу…

Был вечер, и до той заветной минуты, когда перед нею впервые откроются двери школьного класса, оставалась еще целая ночь и беспокойное утро, но Лидочке не терпелось. Шуточное ли дело — впервые собираться в школу! Тут важно не забыть, например, тетрадку. И ручку… И чернильницу… И карандаш. И важно, чтобы новый портфель был чистеньким — ни пылинки. А туфли, платьице, голубая лента в косичках — все должно выглядеть так, чтобы каждый, кто встретит Лидочку завтрашним утром, сказал:

— Эта

Она не могла не заметить, что и отец ее — председатель сельсовета — Савелий Иванович Косачев, и мать — Софья Петровна Косачева, были настроены в этот вечер торжественно. Маленькое событие в семье всем им казалось значительным, и, настроенный мечтательно, отец сказал:

— Так и годы пролетят — не заметишь. Давно ли, Софья, мы радовались ее первому шагу? А ведь может и такое статься, что годиков этак через пятнадцать войдет в нашу квартиру дипломированный врач, или агроном… или учительница — Лидия Савельевна Косачева!…

Мать улыбнулась:

— Много еще воды утечет!…

— И все же верится, — сказал Косачев, наблюдая, как дочь примеряла перед зеркалом платье. Черные глазенки ее сияли от счастья, разгоряченные после купанья щеки налились ярким румянцем. Новое голубенькое платье в горошек ей очень нравилось, и не меньше нравился портфель — деловитый и важный, с блестящим замком, и коричневые туфельки, стоявшие у кроватки. Если бы сейчас, в эту минуту, в школу! Но придется еще раздеваться и ложиться в постель, и только утром мама разбудит ее и скажет:

— Ну, девонька, пора…

В какой уже раз Лидочка представляла себе, как она выбежит на крыльцо — нет, не выбежит, — выйдет вполне спокойно, спустится по ступенькам и, неся в правой руке портфель, а в левой букет левкоев, — любимых маминых цветов, — пройдет под окнами соседей, и те обязательно выглянут, конечно, и скажут:

— Подумать, еще так рано, а девочка уже идет в школу!…

Но разве она пойдет одна? У соседей есть злая собака Рябчик. Хорошо, если калитка закрыта и Рябчик привязан. А если нет? Озабоченная этой непредвиденной опасностью, Лида спросила:

— Мама, ты тоже со мной пойдешь?

— Ну как же! Обязательно провожу тебя…

— А потом ты уйдешь, а я одна останусь?…

— Нет, девочка, вас встретит учитель. Там соберется много таких же малышек, как ты, и он будет с вами заниматься.

— Я знаю учителя! — радостно воскликнула Лида. — Он близко от нас живет…

— И еще у вас будет учительница, Зоя Васильевна. Не знаешь? Ну, ничего, завтра познакомишься, ребята ее очень уважают…

— Еще бы не уважать! — пошутил Косачев. — Не будешь слушаться — сразу подавай ей уши… Крепко надерет!

Лида удивленно взглянула на отца.

— А вот и нет! Мама говорила, что в школе за уши не дерут.

— Это послушных не дерут, — продолжал дразнить Косачев. — А ведь ты частенько не слушаешься ни меня, ни мамы…

Заметив веселые искорки в

— И совсем ты выдумываешь! Зою Васильевну я буду слушаться…

На улице стемнело, и Софья Петровна зажгла лампу. Мгла дождливого осеннего вечера за окнами еще больше сгустилась. Стали виднее мелкие брызги дождя, осевшие на стеклах. Черная ветка акации зябко тянулась к окну. Ветер настороженно шумел над крышей… И от этой непроницаемой мглы за окном, и от шороха ветра в комнате казалось особенно светло и уютно.

— Ну, хватит, девонька, чепуриться, — сказала мать. — Снимай платьице, будем ужинать.

Стоя посреди комнаты, Лида с усилием развязывала поясок. Савелий Иванович по-прежнему смотрел на дочь, мысленно повторяя: «И все же не верится!» Вспоминался партизанский отряд, в котором он познакомился с Софьей. Казалось, все это было совсем недавно. Однако дочери уже семь лет.

— Долго ты, школьница, с поясом возишься, — молвил он чуть насмешливо. — Может, учительницу позвать, чтобы помогла?

Девочка облегченно вздохнула:

— А вот и развязала! Я же не виновата, что он затянулся в узелке…

Захватив подол платьица, Лида вскинула ручонки, чтобы снять школьный наряд, невольно шагнула к отцу и вдруг оступилась. Грянул выстрел. Девочка пошатнулась и рухнула на пол.

Еще не понимая, что произошло, боясь поверить в страшное несчастье, Косачев бросился к дочери и подхватил ее на руки. Он почувствовал, как холодеет ее тело… Лицо девочки было залито кровью. Узенькая, черная струйка сбегала по новой ленте. В комнату вбежала Софья Петровна. Недоумение сменилось ужасом в ее глазах.

А за окном все так же монотонно постукивал дождь. Крупные капли смутно поблескивали в свете лампы, и стекла казались заплаканными. Ветер сторожко шуршал над крышей. Сквозь разбитое стекло в комнату тянуло осенней сыростью, запахом мокрой земли.

Уполномоченный районного аппарата КГБ майор Мехеда медленно шагал по комнате, время от времени глотая соду и брезгливо морщась. Сода несколько облегчала неприятное ощущение изжоги, но каждый раз, доставая новую таблетку, он кривился от непреодолимого отвращения.

Склонившись над чемоданом, жена Мехеды укладывала все необходимое в дорогу.

— Цветную рубашку возьмешь? — спросила она тем терпеливым тоном, каким обычно говорят с больным.

Мехеда безразлично кивнул и снова отхлебнул из стакана.

— А эту, голубую?

Мехеда молча согласился: боль под ложечкой разрасталась, и он не особенно прислушивался к вопросам жены. Давно страдавший болезнью желудка, Мехеда в этот вечер собирался выехать на лечение в Кисловодск. Получив разрешение начальника управления на отпуск, он еще утром передал дела своему заместителю, взял билет на поезд, отправлявшийся в три часа ночи, и теперь собирался в дорогу.