Под девятой сосной в чистом поле

Гусев Валерий Борисович

По-моему, даже лучше, если глубоко задуматься.

– Пошли досыпать, - сказал Посошок.

Счастливый человек!

Только мы вошли в свой вагончик, только я рухнул на испуганно взвизгнувшую от неожиданности тахту, как Алешка сказал:

– Садись за стол, Дим. Показания будешь писать. Утром в прокуратуру пойдем.

– Сам пиши, - я решительно отвернулся к стенке.

– У меня, Дим, правильнописание хромает, - ответил он словами нашего любимого героя детства.
– А это документ.

Да,

«правильнописание» у Алешки живет по каким-то своим законам, очень далеким от законов грамматики.

– Что писать?
– вздохнул я, садясь к столу и нещадно зевая.

– Пиши: «Соседскому прокурору Метелкину…» - Он заглянул в листок, примерился.
– А чего это ты странно «прокурора» написал? Надо два «п» впереди. И два «р» в середине.

– Не лезь, - сказал я.
– Не картавый заика пишет. Диктуй.

И мы написали длиннейшее обвинительное заключение. Рассказали все, что знали и что придумали. А к этому письму Алешка приложил «квадратные» записки, рюмки со следами вина, свой заслуженный ОРМ и зачем-то папин и мамин портреты, исполненные в стиле «символизма». Закатал все это в белую материю, на фоне которой Жорик снимал матушку Ольгу и в которую потом ее завернули.

– Вот, Дим, и все, - вздохнул Алешка.
– Добавят сюда всякие экспертизы… и сбудется мечта писателя Марусина.

– Какая мечта?

– Ну, он же хотел, чтобы его охраняло государство. Пошли к прокурору.

Прокурор еще спал. Мы долго ждали, пока он проснется (минут пять, не меньше), а потом Алешка забарабанил ему в окно.

Окно распахнулось. Сонное лицо прокурора озарилось утренними лучами встававшего на востоке солнца.

– Что случилось?
– во весь рот зевнув, спросил прокурор.
– А… это вы… дети Шерлока Холмса.

– Возьмите, - сказал Алешка, кладя на подоконник сверток.
– Обвинительное заключение по делу о хищении иконы в нашем храме и о похищении матушки.

– Вашей?
– прокурор совсем проснулся.

– Нет. Батюшкиной.

Прокурор взвесил сверток в руке, подумал и сказал:

– Не возьму. Пока кирпичи не вернут, не возьму.

– Их вернули, - сказал я.
– Только перенесите их во двор. А то опять кто-нибудь подберет.

– Вы поможете?

– Нам некогда, - сказали мы в точности как Полинка.

В тот же день к терему Марусина подъехал милицейский «уазик». И вскоре уехал. Вместе с Марусиным, который, похоже, поставил последнюю точку в своем криминальном творчестве. А Жорик удрал, прихватив с собой похищенные в церкви ценности - и Евангелие в футляре, и подсвечники, и наперсный крест. Удрал прямо из своего подвала самым настоящим подземным ходом.

И в тот же день (мы наблюдали это со своего чердака) из храма вышел безмерно счастливый отец Леонид, воздел руки к небу и воздал славу

Господу.

Сразу скажу - мое перо бессильно описать его радость. Думаю, даже писателю Марусину вряд ли это удалось бы.

А мы стали готовиться к приезду родителей. Я косил траву, Алешка ходил вокруг теплицы.

И вдруг кто-то повис на заборе и тяжело спрыгнул к нам во двор.

Это был большой Жорик с маленькой головой. В одной руке у него была вместительная сумка, а в другой - железный прут.

– Попались!
– сказал он злорадно.
– Сейчас за все получите! Менты поганые!

– Ложись!
– вдруг услышал я за спиной и машинально пригнулся.

Что-то просвистело над моей головой и ударило Жорика в лоб. Он рухнул как подкошенный и широко раскинул руки. Лицо его окрасилось красным.

Я сначала испугался, а потом услышал ликующий Алешкин визг:

– Они созрели, Дим!

И тут все стало ясно. Этот Давид зафинтилил в лоб Голиафу арбузом. Своей пращой. Недаром он так упорно тренировался - попасть арбузом в такую мелкую голову очень непросто.

А Алешка бежал ко мне, держа в руке другой арбуз, такой же маленький, но совсем как настоящий - зеленый в полосочку.

– Оболенские!
– кто-то окликнул нас, и в калитку вошел участковый.
– Поехали ко мне. Беру вас под охрану.
– И серьезно объяснил: - Жорика мы не смогли задержать. Он где-то рыщет по округе. И может применить к вам репрессии.
– Дядя Андрей приподнял фуражку и поскреб затылок: - И где он прячется?

– Вон там, - сказал Алешка, - под березой.

Участковый мгновенно выхватил пистолет и, крикнув нам «Лежать!», бросился к березе. Затормозил, посмотрел, обернулся:

– А что с ним?

– Арбузов наелся, - спокойно объяснил Алешка.

– Не хотите попробовать?
– предложил я.

…Добавлю только, что в сумке Жорика были обнаружены и другие ценности, похищенные вместе с иконой.

А на следующий день к терему Марусина подкатил длинный лимузин с водителем в белых перчатках и с охраной в черных пиджаках.

Из лимузина важно вышел приземистый бородатый и лысый мужчина - иностранец на вид. Он подошел к воротам и с недоумением уставился на печать с веревочками.

Мы подобрались поближе.

– Что это есть?
– спросил он своего охранника.

– Это значит опечатано. Органами власти.

– А где есть господин Маруся?

Тут выступил вперед Алешка и сказал:

– Господин Маруся находится под охраной государства. Как ценный преступник.

Приезжий иностранец отступил на шаг. Изумленно вскинул брови и тревожно пробормотал:

– А как же икона?

– Вот так!
– сказал Алешка и показал ему фигу.

Глава XV<