Под голубой луной
Шрифт:
– Ты не понимаешь. – Джессалин смотрела на него полными боли и тоски глазами. – Я не хочу беречь себя для какого-то скучного, правильного человека. Человека, который женится на мне, а любить будет свою любовницу, который будет по воскресеньям ходить в церковь, а по пятницам ездить на охоту, который будет иногда по вечерам выпивать рюмку портвейна, дарить слугам на Рождество по целому шиллингу, ожидая от них за это благодарности.
– Господи, где же найти такой образец добродетели? Я бы и сам с удовольствием вышел за него замуж.
– О Боже… – Из
– Я хочу жить с тобой, – говорила она. – Понимаешь, с тобой. С таким, какой ты есть, – с жестким ртом, грубыми и ласковыми руками, с совершенно замечательным, наплевательским отношением к общепринятым нормам. Я хочу жить с человеком, который создал железного коня и не побоялся прокатить меня на нем…
Она смотрела на него так, будто он был лучшим из людей. Разве знала она, какой он на самом деле, какие мерзости творил… И ведь она совершенно не представляет себе, каково постоянно кочевать, жить в лачугах или палатках на жалкие гроши, которые он будет получать. А когда появятся дети? Очень скоро ей лишения надоедят, и она его бросит. В тот самый день, когда почувствует, что ее голод утолен. Это так же очевидно, как то, что самый солнечный день сменяется ночью, а теплое лето – суровой зимой.
Собравшись с мыслями, Трелони сделал глубокий вдох и начал:
– Ты просто не знаешь…
– Нет, я знаю! Я прекрасно знаю, что ты хочешь сказать, но для меня это не имеет никакого значения. – Глаза Джессалин наполнились слезами, и она утерла их тыльной стороной ладони. – Ты именно тот человек, за которого я хочу выйти замуж. Мне совершенно безразлично, какой ты, точнее, каким ты себя считаешь, мне совершенно безразлично, что ты старше меня, и то, как ты ко мне относишься. Мне безразлично, что мы будем бедны…
– Зато мне это небезразлично! Если я когда-нибудь женюсь, то на женщине, а не на тощей рыжеволосой девчонке, только что закончившей школу. Это будет богатая хорошо воспитанная дама, а не провинциальная мисс, у которой за душой и двух фасолин нет.
Джессалин замерла. Казалось, она даже не дышала. На лице ее была написана такая боль, такая горечь, как будто он вырвал ей сердце.
– Я ведь люблю тебя, – наконец проговорила она тихим, почти неслышным голосом.
– Тем хуже для вас, мисс Летти. Потому что я вас не люблю.
С этими словами Маккейди развернулся и поспешил прочь. Он хотел уйти как можно дальше, пока его мужество не иссякло. Да, он убегал. Убегал от того, что Джессалин, как она думала, могла ему дать. И от того, чего бы он никогда не смог дать ей.
– Маккейди! – кричала она ему вслед. – Ты не можешь бросить меня! Я тебя люблю!
Он ускорил шаг. Пусть сегодня ей больно, зато она не будет несчастна всю жизнь. Ведь свет в ее глазах не вечен. Он исчезнет в тот же день, когда пропадет чувство голода. И тогда она возненавидит и его, и себя за то, что была такой
На полдороги к вершине Маккейди оглянулся назад. Одинокая фигурка съежилась на пляже. Он понял, что Джессалин плачет. Сколько раз в течение этого лета он слышал ее удивительный смех, и как бы ему хотелось, чтобы их последняя встреча не была омрачено ее слезами… слезами из-за него. Господи, она же еще так молода! Настолько молода, что не знает, что доверять свою жизнь человеку вроде него нельзя. И достаточно молода, чтобы быстро его забыть.
Он не хотел, но на вершине утеса все же остановился и посмотрел вниз. Джессалин выпрямилась. Ее высокая, стройная фигура четко вырисовывалась на фоне бледного корнуолльского неба. Ветер развевал ленты шляпки, той самой, с букетиком желтых примул. Маккейди подумал, что когда-нибудь, вероятно, он снова сможет гулять по берегу моря, и душу не будет ранить воспоминание об этой минуте. Но вида желтых примул он не сможет переносить до конца своих дней.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 12
Над Ньюмаркет-хит шел нудный, затяжной дождь. Из тех, во время которых промокают даже самые толстые шерстяные пальто, и кажется, будто ты пропитан водой до костей. От зеленой травки не осталось и следа – ипподром превратился в самое настоящее болото.
Кожаный верх ветхого кабриолета немилосердно протекал, и леди Летти то и дело хмуро поглядывала на затянутое тучами небо.
– До заезда еще по меньшей мере полчаса, – сказала она, изучив обстановку в подзорную трубу. – Мы успеем поставить на нашу лошадь.
– Но, бабушка… – Джессалин сделала глубокий вдох и тотчас же об этом пожалела – наемный экипаж насквозь пропитался запахом плесени и табачного дыма. – Мы не можем себе позволить потерять еще двадцать пять фунтов.
– Что? Говори громче, девочка.
Джессалин наклонилась поближе и прокричала, сложив ладони рупором:
– Бабушка, ты начинаешь глохнуть, и мне придется купить слуховую трубку. А если мы опять останемся без гроша, значит, одалживать деньги придется у мистера Титвелла.
– Я тебе запрещаю, – категорически заявила леди Летти, лишний раз доказав, что давно подозревала Джессалин, – она прекрасно все слышит. – Настоящая Летти не должна брать деньги у любимого человека. Он подумает, что я тебя дурно воспитала. – И она весьма ощутимо постучала подзорной трубой по ноге Джессалин.
– Но я вовсе не люблю Кларенса… – начала было Джессалин, потирая ушибленное колено.
– Черт возьми, девочка, я прекрасно знаю, как ты к нему относишься, и мне это совсем не нравится. Женщины нашего круга не выходят замуж за кларенсов титвеллов. Я еще могла бы понять, что он тебе нравится, – некоторым по вкусу бледные блондины, хотя лично мне такие не по душе. Но все же надеюсь, у тебя достаточно здравого смысла, чтобы не пойти на этот мезальянс. Потерпи немного, выйдешь замуж за ровню, и уже тогда можешь спать с ним, сколько тебе угодно…