Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации
Шрифт:
Несмотря на то, что фронт откатывался все дальше от Грозного, контрразведывательная работа не затухала, хотя несколько и снизилась общая напряженность в работе отдела.
В конце ноября 1943 года получили из Москвы приказ о создании Особого отдела Северо-Кавказского округа НКВД и подчинении ему Особого отдела нашей дивизии.
Начальником Особого отдела округа был назначен полковник Одиноков Александр Иванович. Вскоре он прибыл, обосновался в Грозном и приступил к исполнению своих обязанностей. Александр Иванович был из когорты старых чекистов. К тому времени он проработал в ВЧК-НКВД-НКГБ около 20 лет. Ему было 47–48 лет, образование не более 7 классов, но он, несомненно, обладал большим опытом чекистской работы. Правда, не весь его опыт можно было считать полноценным,
После непродолжительного общения с Александром Ивановичем у меня сложилось о нем мнение как об отсталом человеке, с невысокими личными качествами, низкой культурой и упрямым, мстительным характером. Может быть, такое мнение сложилось и потому, что до некоторой степени было уязвлено мое самолюбие. Ведь с момента организации Грозненского особого оборонительного района военную контрразведку возглавлял и представлял я. Меня хорошо знали в местных партийных, советских и хозяйственных органах, министерствах Госбезопасности и внутренних дел Чечено-Ингушетии, весь командный состав войск, я пользовался авторитетом среди оперативного состава. И вдруг, когда уже миновало тяжелое время для Кавказа, появился старший начальник. Не разобравшись в оперативной обстановке, он пытался насаждать свои порядки, которые противоречили нашим. Все, что не вписывалось в рамки его мышления, он считал крамолой и прибегал к устрашающим средствам — взысканиям и разносам, а как стало известно позднее, и проявлению мщения.
Такие методы руководства мне казались безнадежно устаревшими. Поэтому без промедления я восстал против них. Мое настроение передавалось и оперсоставу, и, как результат этого, отношения с Особым отделом округа складывались явно ненормальные. Несколько непродуманных попыток Александра
Ивановича оказать на меня давление обернулись серьезной неприятностью для него, так как его «твердые» требования вошли в противоречие с приказами вышестоящих органов. Поэтому мне без труда удалось заставить его немедленно отступить.
Потерпев неудачу подавить мое сопротивление грубым нажимом, он предпринял попытки установить со мной «дружеские» отношения, но я в его дружбе не нуждался, да и понимал его неискренность, поэтому дал ему откровенно понять, что из этой затеи ничего не выйдет.
После этого Александр Иванович стал избегать встреч со мной, в нашем Особом отделе не бывал, к себе не приглашал, но козни свои начал строить через подчиненных направленцев. Чувствуя свое превосходство, я смело шел на всякого рода обострения во взаимоотношениях с ним и потешался, когда Александр Иванович оказывался в тяжелом положении.
Однажды, в начале 1944 года после очередной стычки Александр Иванович, потеряв чувство самообладания, заявил мне:
— Я больше так работать не могу! Завтра же подам рапорт о переводе в другое место.
В ответ на это я не менее дерзко заявил:
— Я уже давно пришел к этому выводу и рапорт мною написан. Поэтому не затрудняйте себя такой сложной работой.
У начальника КРО МВД СССР. Второй орден Красной Звезды
И действительно, на следующий день я направил рапорт в Отдел контрразведки МВД СССР с просьбой перевести меня на работу в действующую армию.
Вскоре последовал вызов в Москву на переговоры. В Москве мне был вручен второй орден Красной Звезды, которым я был награжден за проведенную работу в Грозненском особом оборонительном районе.
В беседе с начальником отдела контрразведки МВД СССР генерал-майором Смирновым Владимиром Ивановичем я откровенно рассказал, чем вызван мой рапорт о переводе и высказал свое мнение об Александре Ивановиче Одинокове. Владимир Иванович внимательно выслушал меня и сказал: «Во-первых, я советую не обострять отношений с товарищем Одиноковым, чтобы все это не привело к неприятным последствиям. Ваша просьба будет удовлетворена в ближайшее время. Во-вторых, мы видимо серьезно ошиблись с назначением Одинокова и будем
Такой оборот дела меня обрадовал и, возвращаясь в Грозный, я в вагоне имел предостаточно времени все обдумать и сделать некоторые выводы из сложившейся обстановки, помня, что контакты с собственной совестью всегда полезны.
Прежде всего я осудил свое недоброжелательное отношение к Александру Ивановичу, полагая, что его назначение произошло по вине кадровых работников, которые, не изучив личных качеств, выдвинули его на ответственную должность. Он, как мне казалось, был не причем. Неприязненные отношения, сложившиеся между нами, уже толкали в объятия склоки. А ведь склока, рассуждал я, делает человека глухим к голосу разума. Каждому, вступившему в такие отношения, кажется, что он ведет борьбу за правое дело, а в действительности скатывается в трясину мелочности, озлобленности от всего наносного, и я решил поправить создавшееся положение.
Приехав в Грозный, я встретился с Александром Ивановичем и, будучи в хорошем настроении, рассказал ему о пребывании в Москве, новостях, которые узнал, а затем пригласил его к себе домой. Он охотно согласился и вслушивался буквально в каждое мое слово.
Во время ужина я, по простоте души, рассказал А.И., что внутренне раскритиковал себя за неправильное к нему отношение и осуждаю некоторые свои поступки. Я не сомневался в том, что он сделает то же самое. Одиноков сиял от удовольствия и по всей вероятности в душе торжествовал свою победу, но упорно молчал. Не дождавшись самокритики от собеседника, я решил тогда высказать критику прямо в глаза, но в доброжелательном тоне. Он весь изменился, то бледнея, то багровея, в душе у него назревала буря, но пойти в открытое наступление он не осмеливался. Мне стало понятно, что моя затея урегулировать отношения мирным путем полностью провалилась. Более того, А.И. мои искренние высказывания принял за капитуляцию и признание моей вины. Он рассудил, что я испугался и пошел на «мировую», чтобы замолить свои «грехи» перед ним. Такое поведение вывело меня из равновесия и я заявил: «Вы человек с темной душой, поэтому не можете понять моего искреннего желания отбросить все наносное и установить настоящие отношения. Поэтому не хочу больше Вас видеть». Так мы с ним расстались в тот памятный день.
Но не таков был мой противник, чтобы на этом успокоиться. Он решил использовать свою власть, чтобы нанести мне решающий удар. Для этого он задним числом сфабриковал приказ, в котором объявил мне выговор «за игнорирование указаний Особого отдела округа» и направил его в Москву в расчете на то, что это помешает моему переводу на новое место службы. Однако, этот злополучный приказ был доложен генералу Смирнову, который был мною соответствующим образом подготовлен к возможным поступкам Одинокова. Поэтому реакция с его стороны была весьма отрицательной. Приказ Одинокова он отменил, а ему объявил взыскание за необъективность. Так провалилась попытка мести со стороны А.И… Узнав об этом, я встретился с Одиноковым и нелитературно обругал его. Так мы расстались навсегда.
Может быть, сам по себе этот пример и не играет значительной роли в моей жизни, тем не менее я привел его потому, чтобы показать все превратности человеческого существования, которое порою может быть испорчено отдельными лицами с «нечистыми душами». Вот уж поистине — опасайся того, кто тебя боится, что подлая душа всегда предполагает самые низкие побуждения у самых благородных поступков. Я часто с горечью размышлял над тем, откуда берутся в наше время подлые, коварные и мстительные люди, оказавшиеся облеченными властью? Рождаются ли как закономерность в сложностях человеческого бытия или всплывают на поверхность в особых условиях при значительных изменениях ситуации (как например, в 1937 — 1938 гг.). Не смог я тогда дать исчерпывающий ответ на этот вопрос, видно недостаточно был зрел, не обладал большим жизненным опытом. Последующая жизнь дала мне еще несколько подобных примеров, о которых будет рассказано. Но столь сложный вопрос, как перевоплощение человека с изменением его положения, остался для меня не решенным в полной мере и до сегодняшнего дня.