Под грязью - пустота
Шрифт:
Тяжелый, зараза, а на вид не скажешь. И ростом не вышел и весу особого не набрал. Будто и не гаишник вовсе. Наверное, недавно стал мастером машинного доения. Еще не собака, а так, щенок. Щенок по имени Вася.
Гаврилин снова остановился, осматриваясь. Вполне приличная ложбинка, поросшая по краям чахлым кустарником. Вот тут мы и остановимся. Гаврилин подтащил сержанта к краю и спустил на дно, головой вперед.
Ишь, разлегся. Гаврилин присел на корточки. С чего начать? Ага. Пункт первый,
Есть. Милый, хорошенький, тупоносый «макаров». Ротный, давным-давно, в приступе либерализма, сообщил солдатам, что «макаров» выдается офицерам только с одной целью, чтобы они могли в случае чего застрелиться.
Во время учебы Гаврилин видел, что можно сделать используя девятимиллиметрового старичка, да и сам из него по мишеням стрелял неплохо.
Обойма на месте, восемь патронов. И даже запасная имеет место. Совсем хорошо. Гаврилин вставил магазин в рукоять пистолета и попытался передернуть затвор. Ни фига. Пальцы застыли окончательно.
Рукавицы. Толстые, из овчины. Это неплохо. Гаврилин надел их на руки. И даже глаза закрыл. Хорошо. И шапку.
А что там у мента в сумке? Гаврилин неохотно стащил рукавицу с руки, с трудом зацепил бегунок «молнии» на сумке. Жратва. Добротная сельская жратва. Сало, колбаска.
Спасибо, есть что-то не хочется. Совершенно. Пить? Пить – тоже не хочется. А вот выпить… Гаврилин вытащил на свет Божий бутылку. Самогон. Гадом буду, самогон. В приятной литровой бутылке из-под импортной водки.
Первый глоток прошел незаметно, как вода. Второй, третий… Есть, зацепило. В желудке потеплело. С возвращеньицем, господин наблюдатель.
Главное – не переусердствовать. Нам еще понадобится ясная голова. Гаврилин с сожалением закрутил пробку на горлышке бутылки. Задумчиво посмотрел на свои пальцы, пошевелил ими. Поднял с земли пистолет и одним уверенным движением передернул затвор.
Вот таким вот образом, господа хорошие. Теперь со мной разговаривать только шепотом. Хватит, покуражились.
«Я тут классный тулуп нашел». Дался ему этот анекдот. Вытряхни мусора. Вытряхни… Устное народное творчество советует, инструктор по выживанию советует, здравый смысл советует. А Александр Гаврилин выпендривается.
Ведь нужно было подождать всего тридцать секунд. Всего полминуты и все – гуляй. Даже выжить толком не можешь, салага!
– Глотнешь? – спросил Гаврилин и вытащил изо рта у сержанта его же шарфик.
– Не… – через силу ответил сержант.
– Ну, как знаешь, – Гаврилин снова открутил пробку, глотнул, – кричать не будешь?
– Не буду, – шепотом ответил милиционер.
– И правильно, не нужно. Если нас с тобой застанут вместе – меня заберут,
– Рукам больно, – просительным тоном сказал сержант.
– Само собой, на таком морозе руки у тебя могут отвалиться за полчаса. Нарушенное кровообращение и все такое… – Гаврилин покрутил в воздухе рукой.
– Что ты… вы со мной будете делать? – с видимым усилием выдавил сержант.
– Хороший вопрос, приятель, очень хороший вопрос. Я ответа еще не придумал.
Пальцы в теплых рукавицах стали отогреваться, в их кончиках задергались иголки.
– Вот такие дела, – протянул Гаврилин, – вот такие дела. Паны дерутся, а холопов чубы трещат. Слышал такую присказку?
– Слышал.
И чего он с ним болтает? Ничего не может толком сделать. Ведь решил же, что придется убить прохожего. Решил и даже начал это решение претворять в жизнь. Шнурок так гладко захлестнулся на шее сержанта… Так легко опустился сержант на колени…
Всего полминуты. А вместо этого сейчас сидит возле несостоявшегося покойника и ведет идиотский разговор. Пока не состоявшегося покойника. Решение все равно придется принимать.
Один тулуп на двоих. Боливар не согреет и сержанта милиции, и наблюдателя Конторы. Одному из них придется мерзнуть. До самой смерти.
Возле самой головы что-то зашуршало, Гаврилин сбросил с правой руки рукавицу и схватился за пистолет. Твою мать. Возле самого лица на краю ложбины сидела здоровенная ворона.
Откуда ты взялась, дура? Все твои подруги уже свалили в город, там со жратвой получше.
Ворона покрутила головой, потом внимательно посмотрела на Гаврилина, перевела взгляд черных стеклянных глаз на сержанта.
Жрать, наверное, хочешь? Гаврилин сунулся было в сумку за хлебом, замер.
А может, ворона присматривает, кого из двоих людей ей сегодня придется клевать на ужин?
– Пошла отсюда! – Гаврилин махнул рукой.
Ворона неодобрительно покрутила головой, но не улетела, только отошла на несколько шагов.
– Пошла!
Ворона расправила крылья и тяжело взлетела на ветку соседнего дерева.
Снова зазнобило. Гаврилин отхлебнул из бутылки, поморщился. Какая все-таки гадость!
– В сумке какая-нибудь одежка есть? – спросил Гаврилин.
– Что?
– Одежка есть в сумке?
– Нет.
– Жаль…
– Только…
– Что?
– Носки шерстяные. Две пары.
– Что ж ты молчал, – Гаврилин вытряхнул содержимое сумки на землю, отодвинул в сторону пакеты с едой и схватил носки.
Это уже лучше чем ничего. Пальцы отогрелись настолько, что шнурки на кроссовках были развязаны за секунду. Ноги… Ноги даже не почувствовали, что находятся на морозе без обуви.