Под игом
Шрифт:
И все утихомирились.
Но тут, разбуженный шумом, заплакал самый маленький, спавший на руках у бабки Иваницы. Бабка стала укачивать его на руках, приговаривая:
— Спи, внучек, спи, а то турки придут и тебя заберут! Марко нахмурился.
— Ну, будет, — проговорил он, — довольно пугать детей турками! Чего доброго, трусами вырастут.
— Уж как умею, — возразила бабка Иваница. — Нас тоже турками пугали… да и как не пугать, разрази их господь! Семьдесят лет живу на свете, а, видать, до могилы покоя не найду: не дожить мне до счастливого времечка!
— Бабушка,
— Оставьте хоть одного, внучек! Жена Марко вышла из дома во двор.
— Как Асен? — спросил ее Марко.
— Уснул; жар у него спал, — ответила она.
— И зачем только он смотрел на такие страсти?! — сокрушенно проговорила бабка Иваница. — Вот теперь захворал.
Марко слегка нахмурил брови, но не отозвался ни словом. Надо сказать, что в тот день с поля на церковный двор привезли обезглавленный труп сына Генчо — маляра, и маленького Асена, который увидел это из окон школы, затрясла лихорадка. Марко, спеша переменить разговор, обратился к детям:
— Ну, теперь сидите спокойно, послушаем, что нам расскажет ваш старший брат… Потом все вместе споете песенку. Васил, чему вас нынче учили в школе?
— Всеобщей истории.
— Так; и что же вам рассказывали из истории?
— О войне за испанское наследство.
— Это насчет гишпанцев, что ли? А ну их, они нам ни к чему… Расскажи что-нибудь о России.
— Что рассказать? — спросил мальчик.
— Например, об Иване Грозном, о Бонапарте, как он поджег Москву…
Не успел Марко договорить, как в темном углу двора что-то обрушилось, и с кровли каменной ограды посыпались черепицы. Куры и цыплята испуганно раскудахтались и, растопырив крылья, забегали по двору. Служанка, которая снимала рубашки, развешанные на веревке, закричала не своим голосом:
— Разбойники! Разбойники!
Поднялся переполох. Женщины спрятались в доме, детей и след простыл, а Марко, мужчина неробкого десятка, окинул взглядом темный угол, из которого донесся шум, и бросился в дом. Немного погодя он выбежал из другой двери, той, что была поближе к конюшне. В руках он держал два пистолета.
Все эти действия, столь же решительные, сколь и неблагоразумные, были совершены так быстро, что жена Марко не успела опомниться и удержать мужа. И лишь когда он выскочил на порог, из дома донесся ее перепуганный голос, которому вторил отчаянный лай собаки, в страхе удравшей к ручью.
В темпом углу между курятником и конюшней действительно стоял какой-то человек; но в густом мраке рассмотреть что-нибудь было трудно, тем более что Марко быстро перебежал из освещенной фонарем половины двора в темную.
Марко на цыпочках вошел в конюшню, похлопал по крупу коня, чтобы тот не пугался шума, потом посмотрел в окно, забранное деревянной решеткой. То ли глаза его привыкли к темноте, то ли ему просто показалось, но теперь он был убежден, что в углу двора, у окошка, недвижно стоит человек.
Пригнувшись, Марко прицелился и громко крикнул:
— Давранма! [9]
Несколько секунд он ждал
— Дядя Марко, — послышался шепот.
9
Руки вверх! (турецк.)
— Кто тут? — спросил Марко по-болгарски.
— Дядюшка Марко, не бойтесь, я свой!
И неизвестный подошел к самому окошку. Марко отчетливо увидел его темный силуэт.
— Кто ты? — настороженно и подозрительно спросил он, опустив пистолет.
— Иван, сын деда Манола Кралича из Видина.
— Не узнаю тебя… Что ты здесь делаешь?
— Я все тебе расскажу, дядюшка Марко, — ответил пришелец глухо.
— Никак тебя не разгляжу… Откуда ты?
— Издалека, дядюшка Марко… Потом расскажу.
— Откуда — издалека?
— Из очень далекого места, — едва слышно прошептал ночной гость.
— Откуда?
— Из Диарбекира. [10]
Это слово, как вспышка молнии, осветило все в памяти Марко. Он вспомнил, что у деда Манола сын заточен в крепости Диарбекир. Дед Манол был его старым товарищем по торговым и другим, более важным делам.
Марко вышел на темный двор и, подойдя к ночному гостю, схватил его за руку и через конюшню провел на сеновал.
10
Диарбекир — город в юго-восточной части турецких владений в Малой Азии (Курдистан), цитадель которого служила местом заключения политических преступников, в частности — деятелей национально-освободительного движения в Болгарии.
— И ванчо, ты ли это? Я же тебя помню мальчонкой… — тихо проговорил Марко. — Переночуй здесь, а завтра подумаем, как быть дальше.
— Благодарю вас, дядюшка Марко… Кроме вас, я никого здесь не знаю, — прошептал Кралич.
— Не о чем говорить! Мы с твоим отцом — друзья. У меня ты все равно что у себя дома. Тебя кто-нибудь видел?
— Нет, когда я вошел, на улице, кажется, никого не было.
— Вошел! Да разве так входят, сынок? Скажи лучше — вломился! Ну, не беда, сын деда Манола для меня всегда дорогой гость, а тем паче когда он идет из таких далеких мест… Есть хочешь, Иванчо?
— Спасибо, дядюшка Марко, не хочется.
— Нет, тебе надо подзакусить. Пойду успокою домашних, потом вернусь, и поговорим… обдумаем, как тебя получше устроить. Эх, сохрани тебя господь, чуть было я не наделал дел! — проговорил Марко, осторожно спуская курок пистолета.
— Прости, дядюшка Марко; сам понимаю — оплошал я.
— Подожди, я сейчас вернусь.
И Марко вышел, закрыв за собой дверь конюшни.
Жену и мать он застал полумертвыми от страха; увидев его живым и невредимым, они вскрикнули в один голос и схватили его за руки, словно боясь, как бы он опять не убежал. Марко с напускным спокойствием уверил их, что во дворе никого не нашел; должно быть, чья-то кошка или собака столкнула несколько черепиц с ограды, а глупая Пена подняла крик.