Под колесами поезда

Леонов Николай

Лицо бомжа оказалось вымытым и даже выбритым, а волосы пусть и неаккуратно, но все же постриженными. Огромного размера варежки из овечьей шерсти довершали картину. В целом бомж смотрелся вполне прилично, да и пах не так одуряюще, как многие его собратья. Тем не менее лейтенанту Игнатьеву он доверия не внушал. Было в нем что-то, отчего у более впечатлительного человека наверняка мурашки по спине побежали бы. Проскальзывало что-то в его взгляде, почти неуловимая искорка безумия, что ли? «Так в фильмах про психушку безумцев-интеллектуалов изображать любят», –

подумал Игнатьев, прежде чем бомж заговорил.

– День добрый, гражданин начальник, – вежливо и вполне трезво произнес он. – Не могли бы вы пригласить ко мне товарища полковника?

– Полковника? – Брови Игнатьева слегка нахмурились. – Какого полковника?

– Самого главного, разумеется, – вроде как удивился бомж непонятливости дежурного.

– Ну, разумеется. Самого главного, кто бы сомневался, – сдерживая улыбку, произнес Игнатьев. – Простите, а я вам не подойду? Я вроде как тоже главный. На этом посту у меня полномочий побольше, чем у иного генерала.

– Не, генерал мне не нужен, – не смутился бомж. – Мне полковник нужен. Он мой друг, мы с ним работаем вместе, а вас я не знаю.

– Так давайте познакомимся, – предложил Игнатьев. – Я – старший лейтенант Игнатьев, а к вам как обращаться?

– Чемберлен я, – заявил бомж, но руку, на радость Игнатьеву, не протянул.

– Значит, Чемберлен? Очень приятно. И для чего, гражданин Чемберлен, вам понадобился полковник?

– Ботиночки вот, – чуть помедлив, словно решая, можно ли обсуждать этот вопрос с лейтенантом, начал Чемберлен. – Хорошие ботиночки, добротные. Ни одной дырочки, я проверил.

– Желаете предложить полковнику ботинки? – улыбнулся Игнатьев. – Не хочу вас разочаровывать, гражданин Чемберлен, но на территории управления торговля запрещена. Даже для самых главных полковников.

– Мои-то прохудились, – пропустил замечание Игнатьева мимо ушей Чемберлен, – а эти прочные, сразу видно. Такие и за десять лет не сносишь. Чудо, а не ботиночки. – И он потряс замусоленным пластиковым пакетом, в который обычно складывают строительный мусор.

На этот пакет Игнатьев обратил внимание сразу, как только бомж вошел в вестибюль, но особого значения этому факту не предал. Бомжи, они на то и бомжи, чтобы весь нехитрый скарб за собой таскать. Теперь же он насторожился, мало ли что у этого Чемберлена на уме. Может, он бомбу в Управление принес. В таких вопросах нужно проявлять бдительность.

– Что в пакете? – отбрасывая панибратский тон, строго спросил старший лейтенант.

– Ботиночки, – невозмутимо ответил Чемберлен. – Прочные и красивые.

– Где взял?

– Нашел. Они в коробке лежали, я коробочку открыл, гляжу, а там ботиночки. Ну я коробку в пакет положил. Для верности.

– А коробка в магазине стояла? – допытывался Игнатьев.

– Да нет же. В подвале. Выкинул ее кто-то. Я – не вор какой, я – честный человек.

– Так чего вы их сюда приволокли? Нашли ботинки – берите и пользуйтесь, – удивился старший лейтенант.

– Боюсь, полковник не одобрит, – заявил бомж. – Мне бы

его согласие получить, я бы и ушел.

– Знаешь что, гражданин Чемберлен, – переходя на «ты», сказал Игнатьев, – если каждый бомж станет к полковнику за одобрением ходить и всякий мусор со свалки в Управление таскать, то полковнику и на работу времени не останется. А ему, между прочим, преступников ловить нужно. Шел бы ты отсюда, Чемберлен, подобру-поздорову.

– Без ботинок не уйду, – уперся Чемберлен. – Позови полковника. Разрешит он ботиночки взять, я и уйду.

– Считай, что разрешение у тебя есть. Выбор твой я одобряю. Крепкие ботинки всегда лучше, чем дырявые. Носи с удовольствием и лейтенанта Игнатьева добрым словом вспоминай. Все, вопрос закрыт.

– Позови полковника. – В голосе бомжа зазвучало то ли раздражение, то ли отчаяние. – Не могу я их взять, пока полковнику не покажу. Куда я содержимое дену? В урну выкину?

– Какое еще содержимое? – переспросил Игнатьев.

– Это я полковнику скажу, к вам у меня доверия нет.

– Ах, доверия нет? Да, это проблема. А что, если я сейчас возьму, да вызову наряд. Оформим тебя в «обезьянник» за нарушение правопорядка, а коробку твою изымем. Тогда доверие появится?

– Зови полковника, – зло глядя на Игнатьева, бубнил Чемберлен. – Он мой друг, мы работаем с ним. Гуров разберется, что делать надо. И ботиночки мне оставит. Гуров – человек, а ты только грозиться умеешь.

– Гуров? Так вот какой полковник тебе понадобился. – Игнатьев бросил взгляд на журнал регистрации. – Так нет его в Управлении, не пришел еще.

– Врешь! Он рано приходит, я знаю, – не поверил его словам бомж. – Зови Гурова или пожалеешь!

– Пока не покажешь содержимое пакета, кроме наряда никого не позову, – поняв, что добром бомж не уйдет, объявил Игнатьев. – Кто тебя знает, что ты с собой притащил. Может, ты убить полковника Гурова решил, а в коробке у тебя бомба самодельная.

Чемберлен молчал минуты две, анализировал слова Игнатьева. Потом осторожно вынул из пакета коробку, но, прежде чем передать ее лейтенанту, еще раз спросил:

– А ботиночки не отберешь?

– Не нужны мне твои ботиночки, – заверил Игнатьев. – У меня своих полна кладовка.

– И Гурова позовешь?

– Позову. Открывай коробку.

Чемберлен еще немного помялся, потом поставил коробку на полку перед Игнатьевым и снял крышку. Старший лейтенант осторожно заглянул, и глаза его поползли на лоб.

– Что это?

– Ботиночки, – спокойно ответил бомж.

– А в ботиночках что?

– Ножки, – так же спокойно сообщил Чемберлен. – Чьи-то ножки, вернее, ступни. Они-то мне ни к чему, а вот ботиночки добротные. В такой мороз в самый раз будут. И размер мой.

– Ты их трогал? – набирая номер полковника Льва Ивановича Гурова, спросил Игнатьев. – Трогал ботинки?

– А как же? К ступне примерял. Так я смогу их забрать?

– Стой, где стоишь, – приказал Игнатьев, а сам поднес трубку к уху, ожидая ответа полковника Гурова.