Под конвоем лжи
Шрифт:
Однако у Фогеля недоставало доказательств, которыми он мог бы эту теорию подтвердить. Будучи очень знающим юристом, он никогда не согласился бы выдвигать обвинения, которые не мог доказать. Кроме того, он не был уверен, что, если бы даже он располагал нужными доказательствами, он предоставил бы их Шелленбергу, Гиммлеру и их подручным.
Один из телефонов на столе Шелленберга зазвонил. Этот звонок был из тех, на которые бригадефюрер должен был отвечать лично и немедленно. Минут пять он то поддакивал, то что-то коротко говорил вполголоса, а Фогель опять ждал. Пепла в воздухе становилось все меньше и меньше. Апрельское солнце вновь
В том, что Фогель не только остался в абвере, но пользовался определенным расположением нового начальства, были немалые преимущества. Ему удалось потихоньку переправить Гертруду, Николь и Лизбет из Баварии в Швейцарию. Как и подобает хорошему оперативному сотруднику штаба разведки, он финансировал свои операции очень сложным путем, понемногу перемещая деньги с тайных счетов абвера в Швейцарии на личный счет Гертруды, а потом частично маскировал недостачи, докладывая свои собственные деньги. В результате этих махинаций он обеспечил своей семье безбедное житье на несколько лет после окончания войны. Он обладал еще одним немаловажным активом — информацией, которую хранил в своей голове и за которую британцы и американцы наверняка щедро заплатят и деньгами, и поддержкой.
Шелленберг повесил трубку и скорчил такую гримасу, как будто у него разболелся живот.
— Итак, — сказал он, — пора все-таки сообщить вам, капитан Фогель, почему я пригласил вас сегодня к себе. Дело в том, что мы получили кое-какие прекрасные новости из Лондона.
— О? — подыграл ему Фогель, приподняв для большего эффекта бровь.
— Да. Наш источник в МИ-5 получил весьма и весьма интересную информацию.
Шелленберг картинно помахал в воздухе бланком радиограммы и протянул его Фогелю. «Замечательно, — подумал Фогель, читая. — До чего изящное использование дезинформации». Закончив, он медленно приподнялся и вернул листок Шелленбергу.
— То, что МИ-5 применяет столь строгие дисциплинарные санкции не просто к одному из своих сотрудников, а к личному другу и доверенному лицу Уинстона Черчилля, это беспрецедентный факт, — сказал Шелленберг. — Источник безупречен. Я завербовал его лично. Он не из лакеев Канариса. Я полагаю, это доказывает, что информация, добытая вашим агентом, капитан Фогель, была подлинной.
— Да, уверен, что вы правы, герр бригадефюрер.
— Нужно немедленно доложить об этом фюреру. Сегодня вечером он встречается в Берхтесгадене с японским послом, чтобы лично проинформировать его о том, как идет наша подготовка к вражескому вторжению. Я уверен, что он захочет сослаться и на эти сведения.
Фогель кивнул.
— Через час я вылетаю на самолете из Темпельхофа. Я хотел бы, чтобы вы отправились вместе со мной и лично сообщили фюреру новости. В конце концов, все началось с вашей операции. И, кроме того, он относится к вам с симпатией. Перед вами открывается блестящее будущее, капитан Фогель.
— Я очень благодарен вам за предложение, герр бригадефюрер, но я думаю, что будет лучше, если столь важные новости сообщите фюреру вы.
— Вы уверены в этом, капитан Фогель?
— Да, герр бригадефюрер, я совершенно уверен.
Глава 62
Ойстер-Бей, Нью-Йорк
Это был первый хороший — теплый и светлый — день весны. С Саунда тянул
Шеперд Рэмси привез из Лондона вещи Питера: его одежду, его книги, его письма, личные бумаги, которые не изъяли сотрудники службы безопасности. Во время перелета на транспортном самолете из Лондона Рэмси пролистал письма, желая дополнительно удостовериться в том, что там нет никаких упоминаний о той женщине, с которой Питера видели в Лондоне в последние дни перед смертью.
Церемония оказалась очень краткой. После смерти Питера в морской пучине не осталось тела, которое можно было схоронить, но все же рядом с памятником Маргарет положили небольшую могильную плиту с именем Питера Джордана. Присутствовали все сотрудники банка Браттона и почти весь персонал Северо-Восточной мостостроительной компании. В полном составе прибыло население Северного берега — Блэйкморы и Бранденберги, Карлайлы и Даттоны, Робинсоны и Тетлинджеры. Билли стоял рядом с Джейн, и Джейн опиралась на руку Уолкера Хардиджена. Представитель флота вручил Браттону американский флаг. Ветер срывал с деревьев лепестки цветов и сыпал их на толпу, как конфетти.
Один из мужчин стоял немного в стороне от всех остальных, сложив руки за спиной и почтительно склонив голову. Он был высок и очень худ, и его серый шерстяной двубортный костюм был чрезмерно плотным для теплой весенней погоды.
Единственным, кто узнал этого человека, был Уолкер Хардиджен. Но и он не знал его настоящего имени. Он всегда пользовался псевдонимом — настолько смешным, что Хардиджен всякий раз, употребляя его, был вынужден делать усилие, чтобы удержаться от смеха.
Мужчина был офицером разведки, руководившим действиями Хардиджена, и использовал псевдоним Брум.
Шеперд Рэмси привез письмо от некоего человека из Лондона. Дороти и Браттон, не дожидаясь конца приема, незаметно прошли в библиотеку и прочли его. Первой читала Дороти; ее руки заметно дрожали. Она заметно постарела и сделалась совсем седой. В декабре она сломала бедро, поскользнувшись на обледеневшей ступеньке своего манхэттенского дома. Оставшаяся после перелома хромота лишила ее значительной части обычной энергии. Когда она закончила чтение, ее глаза были полны слез, но она так и не расплакалась. Дороти всегда служила образцом сдержанности. Она вручила письмо Браттону, который, в отличие от жены, открыто плакат во время чтения.
Дорогой Билли!
Я пишу это письмо с чувством глубочайшей скорби. Хотя я лишь очень непродолжительное время имел удовольствие работать вместе с Вашим отцом, но он остался в моей памяти как один из самых замечательных людей, которых мне доводилось встречать. Он сыграл видную роль в разработке одного из самых важных для хода войны инженерных проектов, однако не исключено, что из-за требований безопасности Вы никогда не сможете точно узнать, что именно сделал Ваш отец.