Под крыльцом
Шрифт:
Одна, никого рядом. Наверное, у неё никогда не было матери — во всяком случае, она её не помнила. Не было ни родной сестры, ни брата, ни близкой подруги. Единственным её приятелем был древний аллигатор, но он был не её рода.
Она устала от одиночества. Тогда, тысячу лет назад, она скользила одинокой тенью среди трав и деревьев, устало свивалась в клубок на плоских камнях возле лесного ручья.
— Сестра, — утешал её аллигатор, — скоро настанет твой час!
Она знала, что ему надоело повторять это изо дня в день. Он ничем не мог ей помочь. Не мог облегчить бремя её одиночества. Она лежала на тинистом берегу и смотрела, как он медленно
Изредка она чуяла запах, который долетал из деревни. Человеческий запах. Люди жили неподалёку. Но ей не было до них никакого дела. Люди. Из деревни доносился барабанный бой, весёлые выкрики. Они танцевали, держась за руки. Они смеялись, пели, готовили еду. Все вместе. Как хорошо быть вместе.
Она помнила, как это было хорошо. Тогда у неё был муж. Предатель, который её покинул. Её длинный хвост, словно плеть, со свистом рассёк воздух.
Люди!
Ш-ш-ш-ш-ш-ш!!!!!
Отныне ей с ними не по пути.
Но она так устала от одиночества.
Однажды днём она грелась на солнышке, свернувшись кольцами на огромном пне. И вдруг услышала чей-то голос. Он звал её.
— Мама!
Она открыла глаза и увидела рядом с собой прелестную крохотную змейку. Малышка была как две капли воды похожа на Праматерь. У неё была точно такая же иссиня-чёрная чешуя, которая ярко горела в солнечных лучах, и такие же глаза — блестящие и гладкие, словно стеклянные. Поразительно! Праматерь не знала, что и думать. Может, она уснула, и это просто-напросто сон? Она закрыла, а потом снова открыла глаза. Но змейка не исчезла, наоборот — она ласково улыбнулась Праматери. Откуда взялась эта странная гостья? Кто она такая?
Праматерь внимательно оглядела малютку и даже обнюхала её. И сразу узнала этот запах — свежий и чистый. Так пахнет воздух после грозы. Так пахнут пенные волны в открытом море. Этот запах ни с чем нельзя было спутать. Среди миллионов змей, обитавших в этих глухих лесах, ни одна не пахла так, как эта крошка. Это был родной запах.
Праматерь светилась от счастья. Каждая чешуйка на её теле искрилась и сияла.
— Как же долго я тебя искала! — сказала маленькая змейка.
Сердце Праматери пело от радости. Столько долгих лет она считала себя последней в роду, и вдруг её одиночество кончилось.
— Дочка! — прошептала Праматерь.
Малютка нежно улыбнулась и обвилась вокруг гибкого, мощного тела старшей ламии.
Есть тайны, которые не так-то легко разгадать. Как ламия появилась на свет? Кто были её родители? Как удалось им произвести на свет удивительное создание, в котором оказались смешаны змеиная кровь и кровь девочки? Предки оборотней — волшебные существа. Некоторые из них обитают в морях — русалки, ундины, шелки. Другие живут на земле — грифоны, фавны, минотавры.
Праматерь не помнила своих родителей, и уж тем более её не интересовало, откуда в этих топких хвойных лесах взялась малютка-ламия. Главное, что она была здесь. Главное, что теперь они вместе.
Это было счастливое время! Прекрасное время! По утрам
Праматерь назвала свою дочку Ночная Песня. Обычно змеи не поют, однако Ночная Песня обладала редким даром, который она унаследовала от своих волшебных предков — морских сирен, чьё чарующее пение баюкало моряков на проходящих судах, чтобы они грезили всю ночь и видели чудесные сны. Дивный голос Ночной Песни был таким же сладостно-прекрасным, как и у её тётушек-сирен, он лёгкой птицей взлетал и парил в прозрачном воздухе.
Сирены поют без слов. Или, быть может, в их песнях есть слова, но никому ещё не удавалось расслышать их, никому, кроме деревьев — ив, сикоморов, дубов и каштанов. Ночная Песня тоже пела без слов. Чистая, нежная мелодия лилась в ночной тиши, вплеталась в кроны деревьев, проникала в узкие норы и сумрачные берлоги лесных обитателей. Это была колыбельная для всех лесных жителей — пернатых и мохнатых, клыкастых, когтистых, больших и маленьких. Колыбельная Ночной Песни.
Слышишь?
Её глубокий звучный голос парит над заболоченной поймой, над верхушками сосен, смешиваясь с терпким запахом влажной хвои.
Слушай, слушай…
Ночная Песня пела для цикад и москитов, трав и цветов — для аризем и мяты, орхидей и водяных лилий. Она пела для лисиц и койотов, бобров и норок, медведей, волков и пантер. Она пела для всех. И все лесные жители полюбили красивую маленькую змейку. А она, пропев колыбельную, заползала в гнездо, сворачивалась кольцом рядом с Праматерью, и они бок о бок мирно спали до самого утра.
Так и жили они год за годом, радостно и беспечально. И год за годом Ночная Песня становилась всё красивее, а её пение — всё чудеснее. Это счастье могло бы длиться вечно — ведь век змеи долог, очень долог. Но ещё дольше век ламии, волшебного создания, в котором смешались змеиная и девичья кровь.
Много, много веков минуло с тех давних пор.
Ш-ш-ш-ш-ш! — свистящий шёпот Праматери слышится из глиняного горшка. Её пасть наполняется горьким ядом. Её глаза горят негасимым огнём в непроглядной тьме.
А там, на воле, в Большой песчаной пойме Царь-аллигатор открыл свои золотисто-жёлтые глаза. Он не видел Праматерь уже тысячу лет. Он не знает, куда она исчезла. Но зато он знает, что настанет час её возвращения. Этот час приближается, думает он. Скоро, уже скоро.
Тяжело вздохнув, Царь-аллигатор закрыл глаза и медленно опустился на илистое дно протоки.
Леса вокруг Большой песчаной поймы дикие и непроходимые. До сих пор ни один географ так и не смог проникнуть в эту глухомань и составить карту здешних мест. Очень мало людей, подобных Барракуде, которым известны узкие лесные тропы, где ходят олени, лисы и дикие свиньи-пекари. Почти никто не знает потаённых путей, проложенных здесь древним племенем каддо, которое давно покинуло эти края и переселилось в Оклахому и Мексику, где много хороших, широких дорог.