Под крылом Ангела
Шрифт:
— Грехи замаливать! Мальчишка совсем голову потерял. Все твоими старушечьими прелестями грезит!
— Ну уж и старушечьими! — фыркнула Бася. — Не дерзи! И вообще — от старой карги слышу!
— Зоя-то твоя прямо сохнет по нему. Такая хорошая девочка, как раз ему подходит!
— Кстати, я тоже об этом думала! — обрадовалась Бася. — Я очень даже за!
— Но он ни о ком, кроме тебя, и слышать не хочет! Крепко задурила парню голову! Как бы их с Зоей гм… развернуть друг к другу?
— Может, сыпануть чего? Ты же умеешь всякие
— Нет, не хочу так, — замахала руками Наина. — Не богоугодное дело. Пусть все развивается естественным образом.
Бася пожала плечами:
— Пусть… Ладно, ты давай дальше гадай! Что там еще?
Наина вгляделась в карты и расхохоталась:
— Ага, смотри-ка, скоро на твоем горизонте появится другой мужчина! И это будет такая любовь!
Бася недоверчиво прищурилась:
— Ну уж это вряд ли.
— Не веришь? Еще скажи, что не хочешь этого!
— Вот уж не знаю. Не задумывалась. Мне бы для начала Эда забыть! А потом, не верю я в подобные дары судьбы! Я, может быть, теперь в любовь вообще не верю! Вот есть, скажем, любовь к Родине или родительская любовь, а любви мужчины и женщины не существует!
— Как не существует?
— Так! Ее придумали. Она всего лишь иллюзия, миф, сказочка про белого бычка!
— Чего ж ты людям голову дурила? Книжонки-то твои все про любовь!
— Так я сама в нее верила! А теперь всё — дудки! Разуверилась! И писать про это больше не буду! Перейду на детективы!
Наина пожала плечами:
— Молодая ты еще, чтобы с концами разувериться! Ишь, придумала — любви нет!
В комнату заглянул хозяин дома, Павел Петрович Дубровский. Бася расплылась в непритворной улыбке — она всегда питала к старику исключительно нежные чувства.
Павлу Петровичу было около семидесяти, хотя выглядел он лет на десять моложе — крепкий, поджарый, с отличной выправкой. Сейчас таких людей и не делают. Смотришь — в сорок лет уже расплывшиеся какие-то, сутулые, разболтанные. А Павел Петрович старой закалки человек, одет всегда исключительно опрятно, не без элегантности.
Бася полагала, основываясь на женской интуиции, что в молодости Павел Петрович был записным красавцем и женские сердца покорял бессчетно. Конечно, в свободное от работы время, ибо на своей работе Павел Петрович, профессор, известный авторитет в области медицины, был совершенно (нет, ну нельзя о профессоре психиатрии сказать «помешан») сосредоточен.
— Здравствуйте, девоньки!
— Вот, батюшка, полюбуйся! — хмыкнула Наина. — Посмотри на эту дурищу!
— В чем дело?
— Во-первых, башка оранжевая, как мандаринка, — хмыкнула Наина.
Павел Петрович рассмотрел Басю со всех сторон и вынес вердикт:
— А по-моему, очень славно! Свежо как-то, оригинально.
— Угу, — усмехнулась Наина. — В твоей больничке много таких свеженьких, наверное, курс лечения проходит.
— Злая тетка! — вспыхнула Бася.
— Но
— А что? — заинтересовался Павел Петрович, специалист в области психиатрии, то есть в аккурат в том, что «в башке».
— Она, понимаете ли, в любовь не верит!
— Ну? — укоризненно покачал головой Павел Петрович, как будто ему сообщили, что Бася, скажем, предала родину. — Что же вы так, детка? Ай-ай-ай! В ваши-то юные, нежные годы!
Бася зарделась: ну уж и юные, скажете тоже! А впрочем, с высоты его возраста, наверное, и впрямь между ней и Павликом в смысле возраста и разницы нет.
— А еще людям втирает про всякие чувства и страсти-мордасти в своих книжонках! — Наина окончательно заклеймила Басю.
— Должно быть, временное разочарование? — подмигнул профессор. — Это пройдет, не печальтесь! У вас вся жизнь впереди! А хотите, я расскажу вам поразительную историю любви? Тем более вы писатель, деточка, вам должно понравиться.
Бася заинтересовалась, забормотала: «А что такое, что такое?» Писателю всегда полезно послушать интересную историю, ведь он в свою литературную копилку все на свете готов тащить, подсматривать, пионерить у других писателей и в итоге выдавать за свое.
Профессор выдержал эффектную паузу и начал:
— Пару лет назад появился у меня довольно странный пациент. Молодой парень, весьма интересный, такой, знаете, славянской красоты. Мы его Есениным прозвали.
— Тот самый, Сергей Александрович? — усмехнулась Бася.
Профессор пожал плечами:
— Все может быть. Во всяком случае, очень похож на того. Светловолосый, голубоглазый, и главное, в нем было много нежности, переливающейся через край. Прямо в стихи. Да! Главное дело — он стихи писал, и, насколько я понимаю, не бездарные. При этом на челе печать трагедии. Подлинной, заметьте, трагедии.
— Он что же, псих? — спросила Наина.
Профессор достал трубку и закурил. Бася невольно залюбовалась — сколько достоинства в каждом жесте!
— Ну что ты говоришь, душенька… Псих! — рассердился Павел Петрович на родственницу. — У нас душеспасительное заведение, в котором проходят лечение пациенты, а психов, заметь, у нас нет! Называть так больных в высшей степени неэтично! В общем, парень этот оказался с не совсем обычной историей. Судите сами — страстно любил женщину, они жили вместе, любовь, чистая поэзия, ну это по вашей части, Барбара. В общем, произошла трагедия — его подружка отправилась в царство теней, разбившись в автокатастрофе. Наш Орфей был безутешен и год спустя после смерти Эвридики как-то ночью отправился на кладбище да и разрыл могилу своей возлюбленной. В общем, домой он вернулся уже не один и жил с ней неделю, может, больше, запершись от всех, пока это не стало известно. Поднялся переполох, ну там, знаете, вызвали милицию, докторов. В общем, его определили в нашу клинику.