Под крылом Ангела
Шрифт:
В смысле трат она вообще безнадежна — проматывает все, что заработала. Гонорары за книги вроде приличные, а спускаются все подчистую.
Одежда, путешествия, недавно купленная новая машина — все-таки надо марку держать, про нее, вон, в светской хронике пишут, и люди на улицах узнают! У публичного человека и расходы другие. Постоянно надо что-нибудь себе подкрашивать, заворачивать себя во что-то красивое. Стилисты, салоны — а как иначе?
Вот и выходит, что не умеет она бюджет как-то там планировать, откладывать копейку на черный
Бывший Басин муж, за которым она была «некоторым образом замужем», между прочим, любил повторять, что ей сколько ни дай, все мало будет. В ответ на это она мрачно спрашивала: «А ты пробовал?»
Теперь, слава богу, сама зарабатывает и сама за себя отвечает, хотя честно признает, что по средствам жить не умеет, увы-увы.
В общем, как говорится, денег едва хватало на безбедную жизнь.
Ну да что поделаешь, с деньгами всегда так: они либо уже кончились, либо еще не начинались.
«Ладно, вся страна так живет, чего жаловаться!» — лукаво улыбнулась Бася и отправилась ужинать в один из лучших ресторанов города.
На столике горели свечи, за окном отражалась Нева.
Барбара любила этот ресторан, они с Эдом часто проводили здесь вечера.
Подняв бокал, ее возлюбленный произнес со значением:
— За тебя, дорогая!
Бася сдержанно улыбнулась и пригубила вино.
Выяснять отношения прямо сейчас было как-то неловко, и она решила повременить с разговором.
Эд пригласил ее на танец.
Медленная красивая музыка, любимый мужчина и почти болезненное ощущение счастья, от которого ей захотелось плакать.
— Что с тобой, дорогая?
Она не знала, что ему ответить — в самом деле, что с ней?
Вернувшись за стол, Эд предложил сделать заказ и, виновато улыбаясь, пояснил:
— Извини, у меня не так много времени, к полуночи надо успеть на московский поезд!
Романтический настрой у Баси как рукой сняло, и она фыркнула:
— Ах, вот как? Может, мне стоит засечь время? Еще скажи, как советская проводница в поезде: «Спите быстрее — мне подушки нужны!» Любимая, поспеши с ужином, у меня мало времени!
Он смутился:
— Дорогая, ну ты же знаешь, обстоятельства порой выше нас!
— Не слишком ли много этих самых обстоятельств? В последнее время они прут из всех щелей, как тараканы! — распаляясь, проговорила Бася.
Он промолчал.
— Эд, почему мы теперь так редко встречаемся? — продолжила она.
— Ты же знаешь, я много работаю!
— Да, знаю, но неужели хотя бы сегодня ты не мог отменить съемки? Ведь ты обещал, что Рождество мы встретим вместе!
— Ну как я могу отменить съемки? — с изрядной долей раздражения отозвался Эд. — Ты не представляешь, что говоришь! Я так давно ждал масштабного фильма и вдруг начну диктовать режиссеру условия! Это невозможно!
— Роли, популярность, поклонницы! У тебя насыщенная жизнь, дорогой!
Она почувствовала сильное раздражение на себя. Надо как-то собраться и вести разговор иначе. Однако легко сказать! Попробуй оставаться бесстрастной и гордой, когда внутри все кипит.
— Когда ты вернешься? Надеюсь, Новый год мы будем встречать вместе?
Услышав ее вопрос, Эд помрачнел:
— Дорогая… Тридцать первого я, безусловно, заеду поздравить тебя, но потом… Ты же понимаешь…
— Ну, конечно! Новый год — семейный праздник! — вспыхнула Бася. — Поспешишь домой к женушке?
— Я никогда не скрывал, что женат!
— Да, но это обстоятельство ты прежде не очень-то принимал в расчет!
— Прошу тебя, не надо! — довольно решительно попросил Эд. — Не надо устраивать сцен!
Ах, вот даже как: «Не надо устраивать сцен!» Да к черту психологию и тонкий расчет. Вот сейчас самое время спросить его прямо: «Что происходит?!»
— Эд, ты любишь меня?
В ответ он пробормотал что-то невнятное — мол, при чем здесь это.
Бася горько усмехнулась — его жалкий лепет мало соотносился с любовным признанием. С уст рвался второй вопрос, логически вытекающий из первого, однако как раз его задавать было нельзя. Ну нельзя женщине спрашивать мужчину об этом. Но все-таки… Бася почувствовала, будто летит с горы. В груди болело, и эта боль не оставляла места расчету и рассудку.
— Ты разлюбил меня?
Выражение лица Эда стало совсем постным, и он устало выдохнул:
— Конечно нет, дорогая! Странно, что подобные мысли вообще приходят тебе в голову!
Бася едва справилась с гомерическим смехом — что это с ним? Вроде неплохой актер, мог бы сыграть и получше. Если бы он так объяснялся в любви на съемочной площадке, режиссер явно сказал бы «не верю» и поставил ему «незачет». Вяло и неубедительно! Нет намека не то что на страсть, но даже на уважение! Но ведь было же когда-то по-другому! Бася вспомнила Венецию и едва не задохнулась от боли — какой страстью горели глаза Эда в то время, какие слова он тогда говорил…
«Разлюбил» — прозвучало, как приговор.
— Что происходит, Эд?
— Видишь ли, все это очень сложно…
Его красивое лицо, растиражированное в десятках журналов, затуманилось.
Бася почувствовала, что сейчас он скажет нечто, и ей станет еще больнее. Она внутренне сжалась.
— Ты очень дорога мне, Барбара!
Фраза была произнесена со значением, и после нее последовала пауза. «Черт побери, — ругнулась Бася. — Все-таки сколько в нем театральщины и как это фальшиво, право!»