Под крылом судьбы

Светлова Ольга

Олег очаровал меня в тот вечер, он был в центре внимания своих разновозрастных друзей, сыпал удачными остротами, а со мной обращался как джентльмен: вежливо и заботливо, что было очень приятно. Я узнала о нем много нового и интересного. Оказывается, он много читает, это отметили все его друзья. Интересное открытие, многим моим сверстникам, как я успела убедиться, это сейчас не свойственно. Второе открытие понравилось не меньше первого. Олег еще и классный спортсмен, какой-то пояс у него по карате, его друзья взахлеб рассказывали, как он утихомирил трех распоясавшихся хулиганов. Настоящий герой, рыцарь с нашего базара! И кстати, одет он был в тот вечер вполне приемлемо,

скромный, но стильный костюм элегантно облегал фигуру и, что не менее удивительно, галстук гармонировал с внешним видом.

Когда он провожал меня домой, было приятно опираться на сильную руку, слышать его уверенный голос и заразительный смех (с перчинкой!). Шампанское вскружило мне голову, и на прощание... мы поцеловались. Он что-то долго шептал о своей любви, но я слышала только его голос и отдалась подхватившей меня волне. Но Олег оставался настоящим джентльменом, не сделав ничего, о чем бы мы могли впоследствии пожалеть.

В ту ночь я долго не могла заснуть. Войдя на кухню, встретила маму, которой не понравились мои глаза.

– Что это они так сверкают? Случилось что?

Не остыв от впечатлений вечера, я совершила, наверное, самую большую глупость в своей жизни.

– Мам, ты знаешь, я, кажется, влюбилась... – со вздохом проговорила я.

– Ну и слава богу, давно тебе говорю, Антон парень хороший, из обеспеченной семьи, перспективный. За границей поживешь, языки свои попрактикуешь, – стала перечислять мама свои железобетонные аргументы.

Антон! Я о нем совсем забыла! Мама заметила что-то неладное.

– Что-то не так? Ты меня совсем не слушаешь.

– Мам, я полюбила другого...

– Это пройдет, – философски заметила мама. – Ты влюбляешься чуть ли не каждый год, а то и еще чаще, а я тебе говорю о серьезных вещах. О создании семьи.

– Мам, расскажи, как ты папу полюбила, – попросила я.

Вопрос ее не смутил, она стала скрупулезно излагать события:

– Отец был очень деловой такой, энергичный. О нем писали в газетах: «Молодой гвардеец пятилетки». Он бы большего добился, если бы не упрямство.

– Ты не ответила на вопрос, – настаивала я.

– Послушай, дочка, ложись-ка ты спать. Завтра и поговорим, – потребовала мама, но напоследок все-таки спросила: – Как звать-то любовь твою?

– Олег.

От вспыхнувшего возмущения у мамы подкосились ноги, ей пришлось опуститься на стул. Но, взяв себя в руки (надо отдать ей должное, характер у нее такой же, как и аргументы, бетонный), произнесла:

– Пригрели змееныша на груди. Чувствовала, не будет добра от этой благотворительности. Прописка ему нужна столичная, а не твоя любовь.

Не было ни сил, ни желания возражать маме. Да и смысла в этом не видела. Все равно последнее слово будет за мной, а дискуссия с мамой закончится очередной дозой валерьянки, проснувшимся разгневанным папой и бессонной ночью. Ничего не ответив, я удалилась в свою комнату.

На следующий день Олег не позвонил и не приехал. Он не объявился ни через неделю, ни через месяц. Моя гордость не позволяла сделать первый шаг, тем более что Антон стал упорно приглашать куда-нибудь поехать – отдохнуть и развеяться. Папа некоторое время интересовался Олегом, но и он стал постепенно о нем забывать.

ОЛЕГ. Свое болото

Вообще-то, для столичных девчонок поцелуй, что тот же «привет», поцеловались и забыли. Но мне казалось, что Рима не такая. Поначалу она производит впечатление гордой и заносчивой, а на самом деле нежна и беззащитна. Ну а мои чувства словами не передать. Я приобрел некоторый мужской опыт с девчонками с рынка,

но это даже свиданиями назвать нельзя, развлеклись и разбежались, а Рима..., скажу честно, я влюбился. Точнее, влюбился я с первого взгляда, но понял это только в тот вечер и мне казалось, что это чувство взаимно. Любой мужчина меня поймет. Женщины умеют и любят морочить нам голову, но стоит один раз по-настоящему с ними поцеловаться, все встанет на свои места, вы поймете, любит ли она, или только притворяется.

Женщины со мной не согласятся, и у них есть на это право. У нас сейчас демократия, такая же, как женский поцелуй.

На следующий день я позвонил. Трубку подняла ее мама и на вежливую просьбу пригласить к телефону Риму ответила решительно и безапелляционно:

– Послушайте-ка меня, молодой человек. Вы вчера воспользовались слабостью Римы, это выходит за рамки приличия и недостойно мужчины. Мы вам поверили, отнеслись с открытой душой, а вы оказались непорядочным человеком. – Каждое слово она произносила размеренно и четко, не допуская изменения интонации и пауз. – Рима просила передать, что не хочет вас видеть и просит, чтобы вы больше не звонили. О том, как воспринял случившееся Евгений Ильич – он, кстати, совсем вам и не дядя, – я и говорить не хочу. Вы меня поняли? Все.

Короткие гудки телефона били в моих ушах. Джек оказался прав: не нашего поля ягодка. Я, как последний идиот из «мыльной оперы», поверил в чудо. Но кулик должен сидеть в своем болоте. Видел же, что Рима была в тот вечер немного не в себе, и поверил, что это я вскружил ей голову, а не шампанское. Получается, что я действительно воспользовался ее слабостью. А дядя Женя, что он подумал обо мне?! Стыдно!

Сильнейшим ударом я разнес на мелкие кусочки телефонную трубку.

Вы догадались, милиция появляется именно в тот момент, когда о ней думаешь меньше всего. Это был красивый, тщательно отрепетированный спектакль. Милиционеры оказались принципиальными и честнейшими приверженцами правопорядка. Кроме поверженного телефона они, как опытнейшие сыщики, вскрыли целый комплект моих преступлений: отсутствие прописки, неподчинение представителям власти, нарушение общественного порядка, а безобидные таблетки от головной боли, которые я вчера покупал Риме, были тщательно исследованы на предмет наркотических составляющих.

Когда-то Вадик заблаговременно учил:

– Попадешь к ментам, не возмущайся, и не дай тебе бог оказывать сопротивление, в пару минут пришьют статью, и еще при этом окажешься без почек.

Я безропотно следовал советам Вадика и сохранил почки, но статью «за неподчинение» они, тем не менее, стали аккуратно пришивать. Я впервые оказался в отделении – это произвело на меня самое удручающее впечатление. Нас в камере, называемой обезьянником, было пятеро, сама камера представляла собой каморку размером два на два метра, обшитую металлическими листами и с такими же железными скамейками. Сокамерниками оказались молчаливый бугай бандитского вида, подросток, алкаш и студент, никому не дававший покоя. Повиснув на прутьях решетки (теперь понятно, почему ее называют обезьянником?), он бесконечно выкрикивал оскорбления в адрес ментов и требовал адвоката. Как и следовало ожидать, студент и алкаш подрались в камере. Я решил по примеру бугая не вмешиваться в конфликт, закончившийся тем, что алкаша стошнило прямо посреди камеры. На шум прибежали менты и, обратившись к бугаю, потребовали навести порядок. Двумя очень грамотными ударами, поверьте, я в этом кое-что понимаю, он успокоил студента и алкаша, а подросток был выпущен из камеры, сбегал за ведром с тряпкой и помыл пол.