Под крылом судьбы
Шрифт:
– А наш сахарный завод? – не соглашался я. – Спишем на ошибки молодости?
– Ты тоже молод, Олег, поэтому так же категоричен, – продолжал убеждать меня Евгений Ильич. – Вашему поколению играть с целыми заводами, с большими коллективами людей не составляет никакого труда. Вы даже не задумываетесь об этом. Инстинкты для вас порой важнее здравого смысла. Но это возрастное, должно пройти.
Он опять о швейной фабрике!
Меня тревожила ситуация на фабрике. Убытки накапливались, доходили сигналы о большой текучести кадров, хищениях. Но Лиля заверяла, что это временные трудности, выпрашивала
Да, надо что-то предпринять, пока ситуация не зашла в тупик.
– А что касается Максима, – невозмутимо продолжал дядя Женя, – то есть основания полагать, что президент еще долго будет оставаться на своем посту, соответственно, влияние Максима будет только возрастать. Поэтому отдаляться, а тем более конфликтовать с Максимом будет недальновидно. Другое дело Антон. Его сближение с Максимом может быть нам как на пользу, так и во вред. Все зависит от того, какую позицию он займет по отношению к нам.
Сейчас жизнь такая. Независимых и гордых мы наблюдаем только в кино. В реальной жизни я таких не встречал, не считая бичей и бомжей. Вот они действительно независимы и потому имеют основания быть гордыми. Только эти основания не всегда признаются милицией. Но речь не о них. Каждый предприниматель, начиная от владельца лавки на барахолке и кончая владельцем банка, завода или месторождения, быть независимым и гордым не может в силу имеющихся у него проблем в виде собственности. Любое проявление той самой гордости и упомянутой выше независимости уничтожается в самом зачатке. Поэтому надо владеть искусством «прогнуться». Уметь прогнуться не считается чем-то постыдным и зазорным, это синоним словосочетания «сохранить свое». В повседневной жизни – это значит иметь покровителя, вовремя ему угождать и ни в коем случае не пересекать дорогу. Однако умение прогнуться требует исключительного мастерства, в противном случае придется «лечь», другими словами, за покровительство придется расплачиваться собственностью и в лучшем случае числиться хозяином лишь номинально. Тот, перед кем приходится прогибаться или под кого вынужден «лечь», тоже в свою очередь проявляет аналогичные способности перед тем, кто выше его. Пирамида.
Конечно, можно возразить, на любом уровне ведется бескомпромиссное конкурентное соперничество и потому, если бы принцип пирамиды был верен, можно было бы добиться гармонии. Но это только на первый взгляд. Жестокая, порой смертельная борьба между мелкими группировками на нижнем уровне и крупными финансово-промышленными группами на высшем, исключительно выгодна тем, кто на вершине этой пресловутой пирамиды. Ведь неугодные уничтожаются именно конкурентом. Но победы не достигает никто, взамен уничтоженного врага появляется новый или преобразованный старый (но с новым хозяином) и все начинается сначала.
Абсурд, имеющий место быть. Я мечтал быть богатым, чтобы заполучить собственную независимость и почувствовать себя гордым. Но теперь вынужден дружески улыбаться тому же Максиму, поддерживать приятельские отношения с Антоном.
Так вот, рассуждая о возможном сближении Антона с Максимом, дядя Женя имел в виду именно это: прогибается Антон под Максима или «лёг»? Или, чтобы выражаться яснее: с кем он, с нами или с Максимом?
Я ждал
Абсолютно бездушный женский голос (как у робота) проговорил в телефонную трубку:
– Вы приглашаетесь на встречу к заместителю премьер-министра сегодня в двадцать три ноль-ноль. Кто принял сообщение?
Заместитель премьер-министра с поэтическим именем Михаил Юрьевич начал встречу без предисловий.
– Олег, отель надо уступить вновь созданному совместному предприятию. За тобой сохраняется значительная доля.
Он выглядел уставшим, его нежелание смотреть в глаза и виноватые нотки, слышавшиеся в голосе, подтверждали, что разговор ему неприятен, он выполняет навязанную ему волю.
– Михал Юрьич. – Я пытался казаться дружелюбным и чуть наивным. – Я согласен.
Он удивленно взглянул на меня, вероятно ожидая возражения или даже категорического отказа, но я невозмутимо продолжил:
– Не удивляйтесь, Михал Юрьич. Раз уж именно вы решили поговорить со мной на эту тему, значит, вопрос рассматривался на самом высоком уровне. А если так, то моего согласия не избежать. Ни вам, ни мне. Но я прошу вас объяснить только одно. Почему? Что я сделал не так? За что меня лишают собственности? Должны же быть в стране правила игры, принципы, наконец! Как мне и таким, как я, работать дальше?
И заместитель премьер-министра наконец заговорил. Заговорил так, как и положено заместителю премьер-министра, слова которого, вполне вероятно, записывает невидимый нам магнитофон.
– Комиссия подтвердила инвестиции твоих партнеров по отелю. – Он поднял указательный палец, предупреждая мои возражения. – И никто, я подчеркиваю, никто не доказал обратного и даже не попытался это сделать. Так чего же ты хочешь?
Антон, как и следовало ожидать, в очередной раз предал меня. Я проиграл и обязан признать поражение.
– А пригласил я тебя затем, чтобы сказать, что к тебе лично и к твоим компаниям претензий нет. Пока. Но в случае возможных возражений могут возникнуть непредвиденные проблемы.
Я не сдержался:
– Что значит «пока»? – Я знаю, что нельзя задавать такие вопросы чиновникам.
Михаил Юрьевич решил не отвечать на реплику, как бы подчеркивая мою слабость.
– Ознакомься с проектом решения правительства.
Первый пункт начинался со слов «удовлетворить ходатайство (далее шло название холдинга) о передаче имущественных прав на строящийся пятизвездный отель во вновь создаваемое совместное предприятие с сохранением доли в размере 5 %». Круто. Он назвал это «значительной долей».
– Мне необходимо проконсультироваться с юристами. Отложим подписание на завтра?
Заместитель премьера ответил вопросом на вопрос:
– Как ты думаешь, почему я назначил встречу на такой поздний час? – И сам же ответил: – Потому что документ должен быть подписан до утра. Юристы или кто-то еще нам ни к чему.
Они опасаются дядю Женю, определенно, тот бы что-нибудь придумал.
– Торг неуместен? – усмехнулся я.
– Правильно понимаешь, – кивнул Михаил Юрьевич.
– И все-таки я не могу это подписать. Поймите... – но мой визави жестко остановил меня: