Под крыльями высших существ

Аникин Алексей

«Уймитесь, Сергей Казимирович, – сказал я строго. – А то из головы выгоню».

Я блефовал, ибо не мог изгнать из своей головы внутримозгового помощника. Пусть Сергей Казимирович и мог в третьем мире-измерении существовать отдельно от меня, он не переставал быть СЕКАЧом, что всегда присутствует в моей голове. С другой стороны, быть может, у меня могло бы хватить сил заключить его в эдакий «пузырь»… Впрочем, не в этот раз.

– Всё по-детски просто. Видишь ли, Виталий, в моём родном Ветрограде, когда я маленький был, продавали шоколадки с вкладышами с рисунками разных мифических существ. Большие были, сантиметров девять на семь, наверное. Мне всякие попадались: и

грифоны, и химеры, и лешие, и василиски всякие. Штук сорок я тогда собрал. А знаешь, кто был вершиной моей коллекции? – Слава выдержал паузу. – Змей Горыныч. Он был, кажется, самым редким среди вкладышей. Когда я его увидел, во мне что-то как будто щёлкнуло. Я часами разглядывал красиво нарисованного Змея и удивлялся тому, насколько дракон – чудесное, едва ли не идеальное существо. У него нет ужасной шерсти, а есть прочная чешуя, он отлично вооружён, в его мышцах кроется великая сила, а сам он способен летать; ум его остёр, а мысли – молниеносны. По-детски наивный, но умеющий рисовать, я нарисовал бесчисленное число картинок с различными драконами. Насколько хватило воображения, столько и нарисовал. Их всех объединяло одно – они все были добрыми, пусть некоторые из них и могли выглядеть, как исчадия. А потом, когда в голову ударили гормоны, мне вдруг пришла идея рисовать нечто более… Экзотическое.

Слава посмеялся и взялся за ещё одну сигарету. Намёк я понял без лишних объяснений, не глупый ведь. Кроме того, я даже видел эти работы, претворённые со старанием умелой руки и заботливого разума. Слава, как писали его современники, ревностно оберегал своих драконов, не позволяя порочным разумам творить с ними что вздумается. Подход, кем-то воспринимаемый тогда как жадность, лично мной и сейчас воспринимается однозначно положительно, ибо они, драконы, при всей своей великой крепости и власти, столь хрупки, как образ, и попади они не в те руки…

– В шестнадцать лет я уже настолько сильно полюбил драконов, что не мыслил без них своей жизни, – продолжил он. – Этот образ захватил меня до глубины души, и я стал распространять эту любовь и на других. Предлагал своим товарищам по сходной цене – по четыре эрки – рисунки с манящими, любящими лишь одного тебя драконицами, глядящими на тебя так ласково, как, наверное, даже родная мать на тебя бы не посмотрела. Я много рассказывал им о драконах, доказывал до умопомрачения, что лучше них нет никого… А потом я повзрослел.

Столь неожиданное окончание очередной части длинного монолога меня пусть и не ввело в ступор, как, быть может, ожидал Слава, но заставило вырваться из горла смешок.

– Армия выгнала из меня детство, вытянула из мира выдуманных драконов и историй о них и погрузила в мир реальных войн и конфликтов, – продолжал Слава. – Потихоньку я позабыл о своей любви к ним, постепенно стал простым человеком. Товарищи, когда связывались со мной, пытались уломать меня нарисовать хотя бы парочку картинок, но я отказывался, объясняя это тем, что пора бы уже заниматься реальным делом. А затем, спустя много лет, случился Гросстерн и проклятый Карот-Каир.

«…Карот-Каир – это, если кто-то вдруг забыл, та самая пустыня, где Слава Карпов едва не погиб от жажды, оставшись совсем один. Именно там от неминуемой смерти его спасла таинственная женщина…»

– С Зиной хорошо было путешествовать по Гросстерну, если так можно выразиться в контексте нелёгкого прохода через глубокие вражеские тылы, – рассказывал Слава дальше. – Мне она тогда казалась простой женщиной, что попала в передрягу и случайно очутилась там же, где очутился и я. Лишь когда мы приехали в Чернореченск, где у меня

была служебная квартира, она показала себя настоящую. Прямо на моих глазах она преобразовалась, приняв обличие человекоподобной драконицы, подобной тем, каких я изображал на электронных холстах для себя и товарищей. Она очень стеснялась тогда, много извинялась передо мной за то, что скрывала от меня истинную сущность. Я лишь смотрел на неё тогда и думал: «Неужели я не сплю? Неужели мои глаза не обманывают меня?». Во мне тогда не было ни капли похоти, чувства к Зине проснулись во мне ещё на Гросстерне, но в тот миг…

Слава стеснительно заулыбался, а его глаза подобрели.

– Я не извращенец и не психопат, Виталий, – сказал он после минутной паузы. Кажется, в этот миг я услышал смешок Сергея Казимировича. – Но когда я вижу перед собой дракона, во мне словно бы просыпается неясное почтение, уважение, а если это ещё и моя Зина, то ещё и искренняя любовь и привязанность. Я не знаю, как это объяснить, но мне нравится их чудесная анатомия, их достойный подражания жизненный уклад, их умение защитить тебя. Ты лежал когда-нибудь в обнимку со своей Светой, когда она была драконицей? Ты ощущал себя, как за каменной стеной? Чувствовал ли ты себя в безопасности?

– Да, – ответил я однозначно, припомнив свои ощущения от проведённых вместе со Светой ночей во время обучения энерговедению. – Мы в одной постели спали, она прижимала меня к своей железной груди большой лапой. Под такой горой крепких мышц трудно не чувствовать себя защищённым. А про извращенца и психопата ты, Слава, конечно, метко сказанул. Мечтать о том, чтоб присунуть драконице – это надо быть настоящим смельчаком или полным безумцем.

«Хорошо, что Светы нет рядом, – сказал я себе мысленно, – а то из-за «присунуть» она бы возмутилась».

– Не мы такие, – сказал Слава, вовсе не обидевшись на мой укол, – жизнь такая. А тебе я всё-таки скажу напоследок – береги свою драконицу. Как зеницу ока береги. Не будет у тебя больше никогда лучшей жены, чем она, если вдруг, не дай Бог, потеряешь. Попомни мои слова.

«Да, Виталий, попомни слова драконоложца о том, как тебе крепко нужно любить драконицу, – с издёвкой сказал Сергей Казимирович. – Заметь, он выставляет вперёд не тот факт, что Светка – чуткая и добрая женщина, а то, что она де-факто относится к драконьему виду».

«Да уймитесь же вы, Сергей Казимирович! – возмутился я. – Жужжите и жужжите над ухом! Слышу я прекрасно, что мне говорят, и без вас справляюсь отлично».

«Не жужжу я тебе ничего, – сказал Сергей Казимирович спокойно. – Просто стараюсь защитить тебя от чужого влияния. Не забывай, мы сейчас в чужом логове, тут каждый на тебя смотрит, как на жертву, добычу. Мозги промоют, а ты и не заметишь».

«Чушь порете, Сергей Казимирович, – не сбавлял я напряжения. – Владислав Трофимович – нормальный человек. Да, любит он свою драконицу, так я свою тоже люблю. Пусть и не в том смысле, что он, но люблю ведь. Хочу, чтобы Света была моей любимой женой. Я прекрасно понимаю ваш настрой, Сергей Казимирович, но давайте всё-таки соблюдать рамки приличия, хорошо?»

Послышался тяжёлый вздох – Сергей Казимирович, с одной стороны, хотел со мной поспорить, а с другой, быть может, что-то да понимал.

«Обманут тебя так, Виталий, – сказал он тихо. – Попомни мои слова».

Вскоре мы вернулись обратно в дом супругов Карповых. Женщины-драконы сидели напротив телевизора и прямо на экран выводили различные фотографии. Фотоаппарат в шлеме был встроен даже в первых моделях наших бронекостюмов. Полезная штука, на самом деле. Сейчас экран показывал лесной пейзаж с Гросстерна.