Под лепестком несущего винта. Книга вторая
Шрифт:
Зиндан – внутренняя дворцовая тюрьма – расположен в трехметровой толщины стенах дворца. В случае осады удар будет нанесен, прежде всего, по узникам, догадался я. В глубине стен за массивными решётками виднелись искусно выполненные муляжи осуждённых, закованных в цепи. Ужасающие условия их обитания вызывали трепет перед жестокостью правителя. Рядом, на дворцовой площади, словно космические ракеты, уходили в небо стройные минареты, облицованные голубой плиткой. Удивительно, но за многие века цвет её под неистовыми лучами разъярённого солнца никак не изменился. Впечатление было такое, что минареты сдали в эксплуатацию только вчера.
Я смотрел на неприступную
Обо всём этом я подробно рассказывал жене, стараясь сгладить её вынужденное одиночество, и настойчиво «пробивал» квартиру у начальника политотдела Воспянского и жилищной комиссии.
По обоюдному согласию со Светланой мы нарекли своего сына Сергеем.
Между тем, вертолётный полк посетил корреспондент окружной газеты «Фрунзевец». Вполне понятно, что заражённый однажды военкоровским вирусом, не встретиться с ним я не мог. К сожалению, фамилию его я запамятовал, зато портрет журналиста даже теперь стоит перед моими глазами. Это был высокий майор с пронзительным, как у гипнотизёра, взглядом из – под кустистых белесых бровей, с квадратным боксёрским подбородком и большими пудовыми кулаками. Более всего он отвечал требованиям, предъявляемым молотобойцам, чем к представителям изящной словесности. Шумливый, общительный непоседа, он сразу же взял меня в оборот и обязал подготовить ряд материалов, от которых дух захватило.
– Я у вас пару дней поработаю, а ты постарайся что–нибудь подготовить к моему отъезду. Лады?
Не знаю, беседа ли с ним о моём семейном положении, или другие сложились обстоятельства, но через неделю мне предложили крохотную квартирку в бывшем караван – сарае. Одноэтажное и глинобитное П–образное заброшенное здание не эксплуатировалось со времён революции, но предприимчивая КЭЧ, сделав профилактический ремонт, приспособила его для проживания лётно–подъёмного состава. Комнатка площадью метров в двенадцать и кухонька – лилипут с газовой плитой привели меня в восторг, несмотря на то, что туалет и вода находились во дворе.
Я немедленно отстучал телеграмму – приказ в Сиверскую о приезде жены и интенсивно начал заниматься обустройством нашего гнёздышка. Жара стояла невыносимая, и чтобы поскорее заснуть, я вымачивал простынь, оборачивался ею, и в таком вот коконообразном виде засыпал.
Нет, решил я, без холодильника с маленьким ребёнком нам не выжить.
– Езжай в Учкудук, – посоветовали старожилы, – только там реально можно приобрести холодильную камеру.
Я уже слышал об этом месте. Под большим секретом мне рассказали, что там находятся урановые копи, и шахтёров материально снабжают на порядок выше остального населения, поскольку опасная работа заметно сокращала продолжительность их жизни. Однако без специального разрешения попасть на рудники никому не удавалось.
Собственно, я и не рвался на рудники, мне не уран был нужен, а банальный холодильник.
Не знаю, то ли форма моя помогла ( узбеки военных глубоко уважают), то ли личное обаяние, но я нашёл на станции снабженца, который за небольшую мзду выделил для меня холодильник самой последней модификации, и в тот же день я с триумфом установил новенький «ЗИЛ» на кухне.
Ранним июльским утром на Бухарском аэродроме я встречал жену и сына. Неторопливый «Ан –2» важно зарулил на стоянку, выключил двигатель, и через минуту пассажиров стали выпускать на волю. Стоя в толпе встречающих, я во все глаза смотрел
Жена вышла в числе последних, бережно прижимая к груди небольшой серый свёрточек. Она быстро дошла до зоны ожидания, и мы встретились глазами. Я нежно обнял и поцеловал супругу, а она заплакала.
– Ну, что ты, что ты, – успокаивал я Светку. – Всё позади, и мы снова вместе.
– Ты посмотри, какое я тебе чудо привезла, – откинула она край простынки с лица младенца, и я впервые увидел моего сына, мирно посасывающего голубую пустышку. Кукольные черты парня с белесыми, как у матери, бровками и курносым, с пуговку, носиком, пухленькие щёчки и широкий подбородок вызывали умиление, и я осторожно принял из рук Светланы нашего наследника. На нас смотрели, и старик в ватном халате, заглянув через моё плечо внутрь приоткрытого кокона, щёлкнул языком и в восхищении сказал:
– Настоящий батыр будет!
Через час на стареньком такси с нехитрыми Светкиными пожитками мы торжественно въехали во двор нашего пристанища. Я открыл дверь и внёс Серёжу в помещение. Будто чувствуя важность момента, он проснулся и скривил губки. Глаза его бессмысленно уставились, пытаясь, очевидно, понять, кто такой этот дядька, позволивший его взять себе на руки.
Светка быстро осмотрела комнату, скользнула взглядом по кухне и разочарованно произнесла:
– И это ты называешь квартирой?
– Временной. Сейчас в Пролетарабаде, новом районе Кагана, строят коттеджи, каждый на две семьи. К осени сдадут, и мне обещали. Зато посмотри, какой холодильник! – похвастался я.
– Ну, осваивайтесь, обустраивайтесь, а я побежал в полк. Завтра с утра полёты.
Наступил август месяц, жаркий в прямом и переносном смысле слова. Я втянулся в работу и легко, ступень за ступенью осваивал азы летного мастерства. Меня допустили к полётам в качестве лётчика – штурмана, и теперь неотъемлемой частью моей экипировки стал ветрочёт, прибор, с помощью которого я вычислял скорость, направление ветра и давал командиру поправку в курс, по которому следовали. Ветрочёт и логарифмическую линейку. Кондратьев, самолюбивый и тщеславный, с пренебрежением благоволил к бывшим истребителям и ревностно относился к каждому моему успеху. Но, как мог, учил.
Как – то нам поставили задачу вылететь на Ашхабадский полигон для обеспечения учений. Задание было не ахти, какое сложное, но чтобы добраться до цели, нужно было преодолеть четыре сотни километров над безориентирной местностью. В однообразном ландшафте полупустыни не за что зацепиться взглядом. Привязкой для нужных расчётов служили, как правило, нанесённые на карту колодцы, действующие и заброшенные, похожие друг на друга, словно морды верблюдов, и растворённые в серо – жёлтом белесом мареве, как крупицы риса в молоке: попробуй, найди. Правда, к северу от маршрута проходила железнодорожная магистраль Ташкент – Ашхабад, но она была вне видимости и годилась на случай блудёжки.
Ранним утром, попрощавшись с женой и сыном, я взял курс на аэродром, и с первыми лучами солнца вертолёт оторвался от земли. Командир по радио отработал с диспетчерским командным пунктом и поинтересовался, прихватил ли я с собой « тормозок». По неписанному правилу все лётчики – штурманы на путь следования запасались провиантом. На всякий случай, на случай вынужденной посадки, например.
– Обижаешь, командир, – с укором ответил я. – Харч – дело святое.
– Тогда всё в ажуре. Бери управление, – успокоился Кондратьев, и я перешёл к технике пилотирования.