Под лунным светом
Шрифт:
Выполнив все поручения за день, поместье заснуло. Один Алекс Томпсон не спал. И он точно был уверен, что Грейс тоже не спит. Ему хотелось, чтобы она не плакала. Как-то помочь, чтобы её нежное личико светилось только улыбкой.
Он взял свою лютню, прошёл до окна девушки. Ещё раз прикинув, сможет ли его кто-то услышать кроме Грейс, парень решился сыграть. Она всегда спала с открытым окном, в отличие от остальных жителей поместья. Словно хотела оставить ощущение небольшой свободы в комнате.
Грейс лежала на постели, уткнувшись лицом в подушку. Она почти все ночи проводила в слезах. И, пытаясь успокоиться,
Когда тот целовал руки молодой леди, она еле сдерживала брезгливое выражение. Зачёсанные назад (точно давно не мытые) волосы, свисали клочьями, и под ними уже просматривалась лысина. Едва представив себя — молодую, весёлую девушку, целующейся перед алтарём с этим страшным и неуклюжим Этаном, новый поток слёз вырывался наружу.
Днём, накопившиеся эмоции и притворство удавалось держать под контролем, но не ночью. Не тогда, когда она одна посреди комнаты, и чувствует огромную пустоту внутри. Днём есть Алекс, который пытается её развеселить и поддержать. Множество гуляющих и трудящихся людей, которые отвлекают от печали. Как же переживать все эти ночи?
Но, едва заслышав тонкие звуки музыки, Грейс притихла. Не веря своим ушам, она встала с кровати и подошла к окну, чтобы выглянуть наружу. Но в темноте и со второго этажа, не удалось бы рассмотреть того, кто играет. Она не могла себе представить музыканта, издающего такие мелодичные звуки на лютне, и, забыв о своих бедах, заслушалась.
Луна низко находилась над землёй, и её свет аккуратно касался земли. Музыка продолжала звучать, словно сливаясь с лунным светом. Грейс не могла отойти от окна, но, когда её склонило в сон, подчинилась сонливости.
Обычно, девушка спала мало, в основном размышляя и плача, а сегодня заснула с улыбкой на лице. Она точно знала, что доносившиеся звуки посвящались ей. Если бы музыкант хотел посвятить их кому-то другому, то, непременно выбрал бы другое место. Но, нет. Он играл под её окном. Пусть не удавалось рассмотреть даже силуэт, но было так упоительно наслаждаться нежными звуками.
Грейс проснулась бодрая и выспавшаяся. Холи и Бесси, которые с утра помогали ей одеваться, заметили такую резкую перемену в госпоже. Их это обрадовало.
Генри тоже отметил радостное настроение дочери, и принял это, как повиновение его приказу. Девушке было всё равно, кто как воспринимает её улыбки. Она точно знала причину их появления.
Когда Алекс появился, чтобы исполнять поручения Грейс, она просияла ещё больше.
— Вы так прекрасны сегодня, миледи! Просто сияете, как солнце. — Алекс поцеловал ручку девушки, пока никто не заметил.
— Благодарю вас.
Леди дала кое-какие распоряжения, а затем убежала к себе. И тут, Алекс понял, что действовал правильно. Что его недосягаемая фея, всё-таки этой ночью отпустила свои печали.
Ему часто говорили, что такие тонкие звуки музыки, редко какой музыкант может воспроизводить. И, что они приятно ласкают слух. Вот, он и решил испробовать, подействует маленькая радость на его маленькую девочку, или нет. Оказалось,
Когда стемнело, Грейс не могла заснуть. Ей хотелось снова услышать дивные звуки, и она с нетерпением ждала, пока все уснут. И, ей повезло. Заиграла лютня, точно так же мягко, как и вчера. Но мелодия была другой. Девушка от удовольствия закрыла глаза, пытаясь представить, кто прячется под образом музыканта. Может это её отверженный жених Итон или Уолтер, или Франк, может Луи? Пока что это неважно. Важно слышать эти звуки, и засыпать под сладкие колыбельные.
Когда на следующее утро, Алекс увидел вновь сияющую Грейс, ему отлегло от души. Вероятно, он угадал её маленькие желания. Пусть эти мелочи немного отвлекут девушку от проблем и боли, которую ей навязывают родные.
Возможно, таковы правила знатных людей, но Томпсон не мог поверить, что ради денег и земель можно просто продать свою дочь первому попавшемуся мужчине. Пусть он трижды будет королём! Пусть будет в десять раз богаче остальных англичан! Но, никогда Алекс не поймёт такого жестокого поступка Генри и Джозефа Уолкера. Матильда, хоть и не сильно спешит принять чью-то сторону, но понять её можно. Женщина любит свою дочь, и пережила все муки и страхи своего замужества, и смирилась. А стать на сторону дочери не могла. Даже, если бы сильно стремилась. К сожалению, женщины совсем не имели права голоса. Может, со временем эти правила станут не такими строгими. И, как же сейчас жаль Грейс! Она самый нежный цветок страны, а её хотят бездушно сорвать и продать. Ведь она так нежна и чувствительна, что не сможет долго терпеть. Девушка завянет, и сникнет. Нельзя допустить этого. Алекс размышлял над всевозможными вариантами, которые можно осуществить. Оттянуть свадьбу, или выбрать другого жениха. Либо что. Только бы помочь его несбыточной мечте. Именно Грейс Уолкер стала его несбыточной мечтой.
И, Алекс Томпсон, каждую ночь выходил под её окно. Он играл, придумывал новые мелодии, повторял старые. Его сердце отбивало бешеный ритм, видя, как маленькая головка девушки выглядывает в окошко, чтобы лучше слышать звуки лютни. Когда она отходила от окна, парень знал, что Грейс отправилась спать. И знал, что она засыпает под его музыку.
По утрам, на её лице не было ни одного следа слёз. Наконец Грейс не плакала. Он ликовал внутри, даже порой смеялся самому себе, думая об этой маленькой победе. Песни почти до утра, утомляли неимоверно. Но он терпел. Терпел, и знал, что его старания не напрасны. И уже точно осознал, что влюблён. По уши влюблён в неё. В девушку с тонкой талией, глазами-изумрудами, и маленькими ручками.
Думая о красоте возлюбленной, Томпсон улыбался, и засыпал под эти грёзы.
Как-то раз, Грейс пыталась выяснить, не Алекс ли поёт ей по ночам. Но, всего лишь, намекнула на это, боясь выдать воздыхателя. Парень отшутился. Ему хотелось, чтобы Грейс влюбилась в эти звуки, и не представляла себе человека во плоти, который их играет. Она должна ощущать, словно находится в сказке, а не думать о всяких глупостях. Ведь, если её начнут преследовать мысли, то вернётся недавняя депрессия. А этого, он меньше всего желал.