Под мостом из карамели

Колядина Елена Владимировна

Дома после работы Лету ждал торжественный ужин.

– Леточка, расскажи подробно, – вытаскивая из духовки форель, запечённую с лимонами, попросила бабушка. – Как всё прошло? Что сказала следователь?

– Что все мужчины думают только о том, как всунуть в женщину свою сраную пипиську.

– Что?! – папа и бабушка уставились на Лету.

– Я не понимаю, как следователь могла так выражаться при ребёнке? – затрясла головой бабушка.

– Я не ребёнок!

– А всё эта твоя хвалёная реформа МВД, там ведь теперь

трудятся исключительно благовоспитанные люди, – попрекнул папа бабушку. – Набрали одиноких неудовлетворённых баб, ненавидящих бывших мужей, вот они и звереют от своих скрытых комплексов. Что ж я в кабинет-то не заглянул? Как она выглядела? Злобная фурия верхом на швабре и в эсесовской форме?

– Нет, – сказала Лета. – Не в эсэсовской, в обычной милицейской. Нормальная женщина, молодая, светлые волосы вот так причесаны, серьги с жемчугом, кольцо на большом пальце.

– А почему – на большом? – заинтересовалась бабушка. – Что это значит?

– Это значит, я замужем, но это вовсе ничего не значит, – пояснил папа. – А кольцо обручальное?

– Не знаю, – сказала Лета. – Я не фанат колец, тем более обручальных.

– Очень жаль, – завела бабушка ласковым голосом. – Напрасно ты не смотришь «Давай поженимся!», замечательная передача, а какая там милая астролог, а какие чудесные молодые люди приходят.

Лета зажала уши и прокричала папе:

– Широкое, с резьбой.

– Как это вульгарно – на большом пальце! – воскликнула бабушка в воспитательных целях. – Кому еще рыбки?

– Я – пас. У меня от твоих несбалансированных ужинов скоро живот вырастет. Не будем гадать, спросим, что об этом таинственном украшении думает всемирная помойка, – сказал папа, взяв планшетник. – Гугл, милый гугл. Что означает кольцо на большом пальце? А вот и ответ: кольцо на большом пальце правой руки носят… Летка, заткни уши… носят лесбиянки.

Папа, представивший себя третьим в красивом лесбийском сексе, плотоядно захохотал.

– Прекрати, это омерзительно, – возмутилась бабушка. – Леточка, не слушай своего отца.

– Лесбиянки? – удивилась Лета. – Прикольно! Первый раз в жизни встречаю лесбиянку.

– Вот так придёшь как честный законопослушный гражданин на допрос, а там следователь, ненавидящая мужиков, тут-то у нее бутылка из-под розового шампанского и наготове. – Папа поёжился. – Чай у нас сегодня будет?

– Тебе какой? – включив чайник, спросила Лета и открыла шкаф, заполненный банками, упаковками и ларцами чая и кофе.

– Завари отцу белый. Кстати, я не удивлюсь, если твоя подруга, обладательница кубков мира, тоже из этих, любительниц однополой любви, – обиженно заметил папа и посмотрелся в чайную ложечку.

– Дала тебе от ворот поворот? – удовлетворенно сказала бабушка. – И слава богу. Пора думать о серьёзных отношениях, искать верную спутницу жизни, а не развлечения на одну ночь!

– Папочка, я понимаю,

ты оскорблён отказом, – с торжествующей издёвкой начала Лета, но не выдержала, и сбилась на падение слов. – Если бы ты полюбил её…Но она для тебя – переспать и посмеяться.

– Да, я ничего не обещаю женщинам, никакой вечной любви до гроба, – оскорблённо произнес папа. – Потому что люблю только тебя, мою девочку! – Папа повернулся к бабушке. – И тебя, моя грешная мать!

Бабушка согласно кивнула головой и по очереди послала воздушные поцелуи сыну и внучке.

– Хорошая отмазка, – возмутилась Лета. – Все без конца жертвуют собой ради меня! На самом деле ты обо мне и не думал, а просто захотел на один час женщину с экзотической северной внешностью. Скажи честно, ты бы женился на ней?

– Конечно! – заверил папа. Лета счастливо улыбнулась и взяла из вазы конфету в белой глазури.

– Твой папа толерантен, – заверила бабушка.

– Толерантен, но нетерпим, – уточнил папа.

– Почему ты нетерпим, папочка, – пропела Лета, и дала папе откусить краешек кураги в шоколаде. – Ведь жизнь прекрасна, и все люди – братья, и даже сёстры.

– Я нетерпим, потому что не хочу, чтобы наша страна стала домом терпимости.

– Я с юности за дружбу народов, – бабушка извлекла залежалые, но хоть как-то смягчающие её вину обстоятельства. – Но то, что творится сейчас! В метро утром черным-черно, одни приезжие азиаты, сплошные гастарбайтеры! До чего дошло, что уже молдаванам радуюсь – они хоть католики, разделяют европейские ценности!

– Погоди, лет через десять они еще права начнут качать – таджикский язык в качестве второго государственного, льготы участникам войны с российскими оккупантами. После развала страны русских из своих таджикских городов выгоняли, жгли дома, насиловали, а теперь снова к нам лезут!

– Кто-то за это безобразие кладёт в карман миллионы, – прохрипела бабушка.

– Известно – кто. С кого начинается родина, вожак журавлей лондонских. И что прикажешь делать? Попробуй, крикни: «Мы – у себя дома!», и тебя же – под статью, за разжигание, за экстремизм, за терроризм и оскорбление чувств правоверных. Всем можно гордиться своей кровью, а нам нельзя!

– Неумолимый ход истории, – припомнила бабушка.

– Неумолимый ход финансовых потоков! – поправил папа.

Лета привычно не слушала папу и бабушку, любивших коротать вечера в шумной борьбе за справедливость и эстетику.

– И что делать?

– Пускать в Россию только тех таджиков и киргизов, кто хочет стать русским! – плюнув на толерантность, провозгласила бабушка.

– Только сперва вымыть их, вырвать жуткие золотые коронки, а самое главное, кастрировать!

– Фашист! – любовно сказала бабушка и поцеловала папину макушку.

Лета загрузила тарелки в посудомоечную машину и включила режим «очень грязно».