Под мостом из карамели
Шрифт:
В 1975 году, когда родился полицейский, фенибут был включен в аптечку космонавтов экипажа «Союз-Аполлон». Полицейский тоже мечтал полететь в космос, испытать невесомость, увидеть небо в алмазах и бога, но страну начали грабить, и он пришёл в милицию. Районное ОВД, в котором полицейский в данный момент служил начальником, числилось на хорошем счету – каждый месяц в суд передавались раскрытые дела с крепкой доказательной базой: бомжа, утратившего нравственные ориентиры и стащившего электрический чайник, безработного, вырвавшего мобильный телефон, подростков, похитивших
Полицейский повернул ключ зажигания. На пальце правой руки он всё ещё носил тонкое обручальное кольцо. На сиденье машины лежала сложенная чётко по уставу форменная куртка с погонами. В салоне подавляюще пахло освежителем воздуха «Челябинский метеорит».
Майор и Лета не должны были встретиться – во всём оказались виноваты журавли, летевшие в Израиль. Вместо того чтобы перейти улицу Крымский Вал, идти по проспекту прямиком в храм и сложить с себя всякую ответственность за чужие страдания, Лета метнулась направо и помчалась вниз, к парящему над водой мосту.
Стоя перед светофором, она сначала подумала, что на мост взобрался верхолаз для проведения ремонтно-профилактических работ. Но внизу, на тротуаре, на глазах размножалась и выкладывалась мозаика зрителей, с увлечением глядевших вверх. «Экстремал, – решила тогда Лета, – будет прыгать с парашютом». Но журавли закричали как по убиенному, и Лета поняла, что это человек задумал расстаться с жизнью.
«Господи, не надо, пожалуйста, не нужно!» – умоляла она, пытаясь поймать взглядом и удержать самоубийцу, который от быстрого бега Леты вздрагивал вместе с мостом и пестрой панорамой на другой стороне реки.
Перед «Музеоном» Лета бросила взгляд на вершину пилона, но солнце светило ей в глаза, и она увидела лишь яркий свет, охвативший темный силуэт. Перемахивая через ступеньки, Лета углубилась в подземный переход, промчалась сквозь потребительское искусство, наконец оказалась возле триумфальных ворот в Центральный парк культуры и отдыха и остановилась, запыхавшись.
Люди толпились между пилоном и съездом с моста и гомонили, задрав головы. Почти все держали наготове мобильные телефоны, обращенные видеокамерами к человеку, стоявшему на высоте десятиэтажного дома.
– Эй, придурок, прыгай, давай!
– Ну, пошёл быстрее, чего задумался!
– Милицию-то вызвали?
– МЧС-ников надо.
– Козёл, блин, обкуренный!
– Здесь рядом, во дворах на Валу спасатели, давно бы уже приехали.
– В Крым через Рим едут, как всегда у нас.
– Кончай тупить, слезай!
Человек выпрямился, распростёр руки и замер, как статуя Христа Искупителя на вершине горы в Рио-де-Жанейро.
– О-о, сейчас будет прыгать!
Несколько девушек взвизгнули.
– Ну, давай, псих!
Вверх полетела смятая банка из-под газировки.
– Чего тянешь, мудило?
Полицейская машина, сигналя и
– Гражданин, спускайтесь! – загрохотало в громкоговорителе.
Человек чуть склонил голову и взглянул на Лету, как ей показалось, прощальным взглядом.
Всё вокруг превратилось в яркое пятно, перед глазами вспыхнул и уплыл к виску карамельный диск. Лета подбежала к металлической опоре, усеянной заклепками, подпрыгнула, ухватилась за выкрашенный уголок, влезла, шагнула на устой и пошла вверх по цепи, к вершине пилона.
Ботинки Леты скользили по воздуху, сквозь пластины, сложенные как рёбра гигантского веера, кидались зубцы света и тьмы, мост выгнулся, вывернул реку, в воде под чёрным каменным пролётом поплыл, оставляя белоснежную пену для бритья, прогулочный теплоход, из которого летела праздничная музыка.
Лета поднималась с крутящим под рёбрами наслаждением, какое бывало, когда во сне она взлетала над городом, держась за ветки огромного дерева, поэтому она даже решила, что всё снится. Ей не мешали легкий крест сумки, бившей по ноге, и опрокинутая высота – мост цеплял небо и тянул его вниз, так что воздухоплаванье казалось смертельно захватывающим, но не опасным, и отсчёт высоты при каждом шаге вновь начинался из точки под ботинком.
«Я должна его спасти», – повторяла Лета.
Крики зрителей сцепились в колючий комок и остались на тротуаре, за подвесами цепи, как иглы и гвозди, налипшие на магнит.
Человек, увидев Лету, отвел взгляд, принялся переступать и качаться, шептать, перебирая пальцами, потом сел, сгорбив спину и опустив плечи и голову.
«Он сумасшедший, психически ненормальный», – вдруг поняла Лета, и в тот же миг сердце её вздрогнуло от острой жалости и с шумом, как водосток в летний дождь, наполнилось нестерпимой любовью.
От этого чувства, впервые с такой силой охватившего Лету, она покачнулась, и упала на колено.
Человек вздрогнул, но не поднял глаз, делая вид, что не замечает Лету, словно давая ей возможность одуматься и уйти незамеченной, не испытывая стыда за свою слабость и страх. И только когда Лета снова встала и пошла, слегка наклонившись вперед, и протянув навстречу руки, человек поднял голову и кротко сказал:
– Не ходи ко мне, идущие за мной будут гонимы!
– Нет, я больше никогда не оставлю тебя, – прошептала Лета, и тогда человек протянул ей руку.
Он смотрел на Лету, улыбаясь только губами, будто знал нечто, о чём ещё не догадывалась она. Дотронулся до тонких светлых волос, словно и раньше встречал её, но теперь обрел зрение и хотел узнать то, что до этого видели только обоняние и слух.
– Щебет малиновки ты, глаза твои озера, полные рыбы.
Лета смутилась и засмеялась, положив его ладонь на свое лицо. От ладони пахло залитым костром, сырым железом и почему-то веревками.