Под нами Берлин
Шрифт:
— Хорошей цветочки! — раздался чей-то бодрый голос в наушниках шлемофона.
И действительно, костры горящих самолетов на фоне снега сейчас чем-то напоминали бутоны алых цветов. Целое поле цветов.
Кто-то запел:
Расцветали яблони и груши,Поплыли туманы над рекой…Четверка «фоккеров», имея большую, чем мы, высоту, почему-то не стала нас преследовать, а демонстративно пошла на солнце. Это меня насторожило, и мы с Хохловым полетели за ней. Через какую-то минуту одна пара «фоккеров» снова взмыла ввысь и устремилась к нам, вторая, сверкнув
Такой маневр противника явно неспроста. Что он затеял? Оставшаяся пара, точно получив от своего начальства взбучку за пассивность, настойчиво стала клевать нас сверху. Может, откуда-то подходят свежие силы вражеских истребителей, а эта пара своими атаками отвлекает от них наше внимание?
В небе ничего подозрительного. Под нами по-прежнему искрится земля, создавая сплошной экран яркой белизны, мешающий смотреть на землю. И я только сейчас понял, почему «фоккеры» белые. Они специально выкрашены под цвет снега, чтобы, маскируясь им, подкрадываться к штурмовикам. Прикрыться фоном земли и нападать на штурмовиков — излюбленная тактика немецких истребителей. Сколько раз приходилось встречаться с такими приемами! А сейчас забыл. Очевидно, подвело кислородное голодание. Ушедшая вниз пара, может быть, слившись со снегом, уже подбирается к «илам». Заметят ли это там, внизу, наши истребители?
— Миша… — только-только успел произнести по радио имя Сачкова, чтобы предупредить об опасности своих истребителей, непосредственно охранявших штурмовиков, как мой взгляд наскочил на злосчастную пару «фоккеров». Она, растворившись в блеске снега, уже сидит на хвосте замыкающих «илов», которые думают, что находятся в полной безопасности: ведь их охраняет столько «яков»!
Мне стало ясно, страшно ясно, что «яки», сосредоточив все внимание на паре «фоккеров», назойливо клюющих нас сверху, не видят подкравшуюся к «илам» опасность. Передать мне о «фоккерах» — все равно поздно: «яки» уже не успеют отбить атаку противника. В такой обстановке невозможно быстро найти «фоккеров», ловко замаскировавшихся под снег. Только нам с Хохловым удастся своеременно защитить «илы».
Момент! И я, оборвав передачу о противнике, с шести тысяч метров ринулся вниз, к земле. Нельзя позволить «фоккерам» омрачить трауром такой удачный полет! Нас, истребителей, целый полк, а «фоккеров» всего четверка, стыдно!
Только бы выдержал «як», не рассыпался бы от скорости… Жму на все рычаги и педали. «Як» выдержал. «Фоккер» передо мной, но от него уже потянулись белые шнуры трасс к заднему «илу». От «ила» полетели щепки. Задел-таки. Не дать добить! Успею ли?
К счастью, мвй расчет получился удачным. Стреляющий фашист почти перед моим прицелом. Правда, второй оказался где-то сзади. Он, может, уже берет меня на мушку, но эта опасность только скользнула где-то в глубине сознания.
От предельно большой скорости враг угрожающе растет. Быстрей! А то не успею вывести машину из атаки и врежусь в немца. Последние миллиметровые движения рулями. Наконец, белый фашист в прицеле. Короткое нажатие на кнопки пушки и пулеметов. Сверкнули кинжальные струи огня. Рывок!.. И «як» послушно пошел ввысь. В глазах — чистое небо, солнце. Только от резкой потери высоты — сильная боль в ушах. Но это пройдет.
Над штурмовиками неуклюже с большим креном повис «фоккер». Он, стараясь не потерять равновесие, крыльями, точно руками, отчаянно цепляется за воздух, но все же медленно переворачивается вверх животом и, окончательно обессилев, шлепается на землю. Ни взрыва, ни огня. Снежный бурун да куски металла, подобно брызгам,
— Улизнул, — как бы в ответ на мой безмолвный вопрос со злостью говорит Хохлов, возвращаясь с погони.
Верхняя пара немецких истребителей тоже поторопилась оставить нас. Я пристроился к пострадавшему штурмовику. У него заметно зияли дыры в крыле. Летчик Саша Кучеренко и его стрелок показывают мне по большому пальцу. Экипаж доволен, что отделался только повреждением самолета. Но я-то знаю — могло бы и этого не случиться.
Аппетит, как говорится, приходит во время еды. После посадки не успели еще заправить наши самолеты, как был получен приказ командира немедленно повторить удар, пока противник не опомнился. Такая активность пришлась по душе летчикам. На нашей стороне сила, так почему ее не использовать? К сожалению, погода не позволила. Она не позволила и на другой день. А 11 февраля выдалось расчудесное утро. И снова — на Винницу!
После первого удачного действия по аэродрому прошло двое суток. Противник за это время с Винницы мог перебазировать авиацию в другое место. Требовалась доразведка.
Меня вызвали на КП полка.
В небольшой комнате от раскаленной докрасна железной печки жарко и душно. И накурено — хоть топор вешай. Сквозь густую табачную пелену, словно через туман, еще с порога я увидел командира дивизии полковника Герасимова и майора Василяку. Они сидели за столом и водили карандашом по карте. Значит, предстоит важный полет, подумал я и, едва затворив за собой дверь, поперхнулся жарким, спертым воздухом.
— Что с тобой? — Герасимов встал из-за стола.
— С мороза тут и задохнуться можно, — ответил я и хотел было доложить о прибытии, но он перебил:
— Есть желание слетать со мной на разведку?
Такой форме — обращения я не удивился. Николай Семенович при полете на боевое задание никогда ведомого себе не назначал. Он просил летчика слетать с ним. И это имело смысл. Ведомых, как и друзей, по приказу себе не выбирают.
— Близко к аэродрому подходить не будем, — ставя задачу, говорит Герасимов. — Посмотрим на него со стороны. И посмотрим так, чтобы немцы и следа нашего не заметили, и звука не услышали! А то еще догадаются в чем дело, — тогда уж луч:ше не летать.
Подчеркивая важность боевой задачи, Герасимов частенько прибегал к образным выражениям. И все же его уверенность, что два самолета-истребителя могут незамеченными разведать фашистскую авиационную базу, непроизвольно вызвала у меня улыбку.
— Над чем смеешься? — видимо поняв в чем дело, c досадой упрекнул комдив. — Разве мы не должны к этому стремиться?
— Должны. Но мы же не святые духи, чтобы стать невидимками?
— Да ну-у? — На лице Николая Семеновича ирония. — Вот не знал. Спасибо за открытие… Ну, задача тебе ясна?
— Ясна.
— Ну, раз ясна, вот-и лети ведущим, а я с тобой пойду ведомым, — теперь уже официально приказал комдив.
Не было еще случая в дивизии, чтобы Герасимов летал за ведомого, поэтому я и хотел было спросить: «А почему не вы?» Но он не позволил:
— Ты уже над Винницким аэродромом бывал, а я еще не успел. Вот и дай мне провозного. Согласен?
С нами из КП вышел и командир полка. Хорошо на морозе после душной комнаты, Под ногами хрустит ледок, образовавшийся от вчерашней оттепели. Не успели дойти до своих самолетов, как нас догнала легковая машина. Герасимова срочно вызывали в штаб дивизии. Там кто-то из командования ждал его. Комдив не скрыл своего возмущения: