Под нами - земля и море
Шрифт:
От мысли "Пропустил "ягуара" стало жутко. Отвесно падая, погнался за "сто десятым", а он уходил...
Тогда толкнул сектор газа за защелку. Дистанция стала сокращаться. Еще несколько секунд, и "ягуар" в прицеле. Я нажал кнопку.
Сквозь рев мотора донеслась пулеметная дробь. Самолет дрожал. "Зажигалки" запрыгали на темном фюзеляже и крыле "ягуара". Он пробкой выскочил из пике. Дистанция резко уменьшилась. Даю вторую короткую очередь. И вдруг антифриз, охлаждающий мотор, плеснул
"Успел, гад! Наверное, попал в мотор!" - пронеслась мысль.
Стремительный поток ветра сдул со стекла антифриз. Стекло снова стало прозрачным. Мотор работал нормально. Напрасно я носился над облаками, пикировал, набирал высоту - "ягуар" исчез.
"Или завалился, или удрал", - решил я.
Посадив самолет на аэродром, подрулил к капониру, и техник кинулся ко мне с расспросами:
– Товарищ командир, стреляли?!
– Стрелял!
– В кого?
– - В "сто десятого".
– И как?
– Думаю, далеко не уйдет... Завалится.
– С победой вас, товарищ командир, да еще с ночной!
И не успев ответить на поздравление, услышал знакомый голос заместителя командира эскадрильи капитана Родина. Подбежав к моему самолету, он обрушился на меня на высокой, взвизгивающей ноте:
– Кого сбил?!
– Как кого? - еще находясь под впечатлением боя, ответил я. - "Сто десятого", "мессера".
– Посмотри... какого "мессера" сбил, - ругаясь, крикнул Родин.
В это время для очередного истребителя, заходящего на посадку, включили прожектор. Его луч осветил все поле и западную кромку аэродрома. У самого обрыва лежал прямо на фюзеляже с погнутыми винтами двухмоторный двухкилевой самолет, но это был не "мессершмитт", а наш пикировщик "Петляков-2".
Я почувствовал себя рыбой, выброшенной на берег, беспомощно открыл рот и глотал морозный воздух.
– А экипаж? Людей не побил?..
– Твое счастье... Люди целы... - буркнул немного успокоившийся капитан и приказал: - На командный пункт!
Опустив голову, я медленно поплелся. Следом шел капитан Родин, продолжая "драить" меня.
– Стой! Кто идет?
От неожиданного окрика часового, не видимого в темноте, я вздрогнул и остановился.
– Капитан Родин с подчиненным! - последовал за моей спиной ответ.
– Проходите!..
Я не мог двинуться с места, будто подошвы примерзли к снегу.
– Ну чего остановился? Поднимайся! - словно кнутом, подхлестнул резкий голос капитана.
Подойдя к двери КП, как слепой, стал ощупывать ее в поисках ручки. Нашел... Потянул на себя.
Дверь открылась. В лицо, словно магниевой вспышкой, брызнул яркий электрический свет.
Волнение росло. "Как встречусь сейчас с командиром полка, как
Перешагнув невысокий порог, я увидел командира. На нем был темно-синий китель с тремя орденами и золотой звездочкой Героя. Глаза наши встретились.
Взгляд Бориса Феоктистовича выражал скорее сочувствие, чем гнев, а я, убитый несчастьем, вместо положенного уставного доклада, стоял и молчал...
Наше молчание прервал резкий голос капитана Родина.
– Товарищ гвардии майор! По вашему приказанию...
Сафонов не дал ему закончить. Кивнув чуть головой, спокойно сказал:
– Здесь командующий ВВС.
Капитан Родин хотел было рапортовать командующему, но тот быстро поднялся с кресла и коротко бросил:
– Сафонов, передайте дело в трибунал. Судить... Как врага!..
Меня будто обухом оглушило. И вдруг, нарушая субординацию, я не сдержался и бросил:
– Вы... Вы не имеете права называть меня врагом. Я никогда не был им и не стану.
– Что?! Вас предупреждали о полете "Пе-2"?
– Нет!
– Как нет?!
– Товарищ командующий, если не верите, можете спросить техника. Он все время был в капонире и не отходил от самолета.
– А радио? Вам передавали...
– Не слышал.
– Товарищ командующий! - спокойно, как будто ничего не случилось, обратился к нему Сафонов. - Разрешите?
– Пожалуйста.
– Произошло большое несчастье. Думаю, вина не только старшего лейтенанта. Я просил бы вас назначить расследование.
– Хорошо! А летчика - под арест!..
Когда командующий покинул КП, капитан Родин разоружил меня. Отобрал пистолет, финский нож с ремнем. Обыскал карманы. Извлек документы. Вызвал конвоира и приказал сопроводить на гауптвахту.
Все походило на кошмарный сон. За свою летную жизнь я впервые покидал аэродром в сопровождении необычного попутчика. Я шел, а сзади одноглазо смотрел мне в спину ствол автомата.
Не думал, что придется так шагать...
На гауптвахте меня посадили в одиночку. Голые стены, маленькое, почти у потолка, зарешеченное оконце. Деревянный топчан. Глухая дверь с крошечным отверстием на уровне глаз. Под сетчатым колпачком тускло светит небольшая электрическая лампочка.
Спустя несколько часов в сопровождении конвоира меня вывели на улицу.
Ночь была темная. Порывистый ветер со снегом, рвавшийся с Кольского залива, затруднял движение, чуть ли не валил с ног.
Я не знал, куда идти. Голос конвоира заглушался воем ветра. Вдруг ствол автомата толкнул меня в спину. Я пошел. Затем конвоир постучал автоматом по правой моей руке. Значит - вправо... Автомат стучал по левой руке...