Под необъятными небесами
Шрифт:
— Не знаю. Может быть не обозначенный подводный риф, на котором обрушиваются волны.
— Я поднимусь на краспицы.
В этот момент в пятидесяти метрах появляется огромная, чёрная масса и сразу же начинает погружаться, вращаясь. Через какое-то время, мне показалось прошло несколько минут, хотя это были секунды, появляется чёрный хвост и с шумом хлопает, поднимая столб воды.
— Карло! Киты!
— Киты? Невозможно, так близко от берега! К тому же здесь не глубоко.
— Ну да. Я где-то читала, что они приплывают в такие места рожать.
Тем временем появляется ещё один хвост
— Возьми фотоаппарат Один из китов явно крупнее других, другой толще. Они выныривают и вращаются по очереди. Однако, тот, что поменьше, более быстрый. В конце концов они выныривают одновременно, издают двойной силы хлопок и поднимают двойную волну. Каждый раз они ближе на несколько метров.
Мы убираем паруса и пускаем двигатель, меняясь по очереди на краспицах, чтобы лучше видеть в бинокль и через телеобъектив.
Животных, похоже, совсем не беспокоит наше присутствие, так что нам начинает казаться, что они нас не видят. Но, если это так, они могут всплыть и под нами!
Примерно через пол часа киты погружаются и больше не выныривают. Мы больше не видим их и понимаем, что уже слишком поздно для захода в лагуну.
Возвращаемся назад, уже четыре часа. Но мы так возбуждены тем, что только что видели, да ещё от страха провести ночь в море с этими гигантами, решаем всё-таки попробовать войти.
Карло на краспицах. Он находит пляж и, кажется, вешку. Берём азимут на восточную оконечность самого маленького островка и идём в направлении единственной точки, где длинная волна, идущая с океана, не образует белых барашков, разбиваясь на коралловом барьере. Идём на минимальной скорости, держа эскиз лагуны перед глазами. По мере того как углубляемся в проход, вода успокаивается и шум прибоя затихает за кормой. Неожиданно с краспиц раздаётся крик.
— Назад! Полный газ назад!
Хватаюсь за рычаг управления двигателем, сердце уходит в пятки.
Несколько секунд и лодка останавливается. Отходим назад на несколько метров, переключаю на нейтраль.
Может быть пляж был не тот, может быть вешки уже нет, но перед нами коралловый барьер и слева по борту тоже. Пытаемся понять, в чём дело, разглядывая рисунок, тем временем минуты проходят, свет меркнет. Глубина четыре метра, и хоть всё кажется спокойным, если мы останемся здесь на ночь, рискуем сесть на мель во время отлива.
— Спокойно. Подумаем, что можно сделать. — Карло умеет всегда оставаться спокойным. Ну или почти… — Очень просто…а что это за звук? — Я вижу не очень хорошо, но слух у меня тонкий.
— Ничего не слышу.
— Слушай. Кажется звук мотора.
Из за мыса, за который мы должны были зайти, чтобы оказаться в защищённой лагуне, появляется пирога с подвесным мотором. Она медленно приближается и кто-то на неё подаёт нам сигналы. Пирога подходит ближе и я начинаю различать черты лица человека сидящего за рулём.
— Эй, да я его знаю. Я его уже видела.
Лодка подходит к нашему борту и улыбающийся человек глушит мотор и протягивает руку: — Привет Карло и Лиззи.
Это
— Зодиак капут. — говорит он, с гордостью показывая на новый тендер.
Мы встретились в Венесуэле. Он уехал из Германии, потому что у него были проблемы с сердцем. Он не знает английского, не знает навигации, не подозревал о существовании лоций (так как он читает только по немецки), плыл вдоль берега используя туристические дорожные карты. Тем не менее, на своей 14 метровой лодке с двумя мачтами, они дошли до Венесуэлы. Он и его жена, мясник по профессии. Она говорит только по немецки, на Франкфуртском диалекте и целыми днями готовит, вяжет крючком и поддерживает чистоту на лодке. Когда мы только познакомились, он попросил нас помочь несколько дней в плавании по атоллу и на якорных стоянках.
В конце концов решили, что мы пойдём впереди, а он за нами. И так около десяти дней. Когда у него случались какие-нибудь проблемы, он вызывал нас по рации и кричал: — Карло! Карло! Но не мог объяснить, что случилось. Тогда мы ложились в дрейф, чтобы дождаться его, а он делал то же самое, и, прежде чем до него доходило, что нужно подойти к нам, проходило минимум пол часа.
Через несколько дней мы уже не могли.
Приближалось Рождество и мы решили провести его одни на Лос Авес, группе необитаемых островков в двадцати милях на запад от Лос Роше и потом отправиться в Панаму. Но как сказать об этом Бенно, который следует за нами по пятам, даже на пляже и в воде, когда ныряем и дал нам понять, что для пущей безопасности хотел бы пройти с нами последний участок Карибского моря? Мы придумали хитрый план.
— Завтра (24 декабря), скажем, что идём в Панаму. Вот увидишь, он не пойдёт, немцы чтут традиции сильнее, чем итальянцы. — Предложила я.
— Уверена? А если всё-таки решит идти с нами?
— Тогда через несколько миль придумаем какую-нибудь отмазку.
Скажем, что сломался ветрорулевой и нам нужно вернуться. Пусть идёт сам.
Следующее утро застало нас в пути на запад, Бенно шёл сзади. Он ни секунды не раздумывал, когда мы сказали, что собираемся выходить. Показал нам часы и перевёл стрелки на пол часа назад, давая понять, сколько времени ему понадобится, чтобы выбрать якорь. У него сломалась лебёдка и он не мог сильно напрягать спину.
И тут раздаётся крик Карло: — Перо ветрорулевого сломалось.
Переломилось пополам!
Бог покарал нас, ветрорулевой сломался на самом деле!
Потребовался добрый час, чтобы разъяснить Бенно, что у нас проблема, но он, хоть ничего и не понимал, тенью следовал за нами к Лос Авес.
И так, первое в кругосветке Рождество мы отмечали на необитаемом атолле, ремонтируя Джованни. Вокруг никого, только пожилой немец, играл на губной гармошке Stille Nacht. Мы уже привыкли к нему. Через три дня, вместе вышли на Панаму и на этот раз, не желая того, потеряли его в первую же ночь. Он упорно ходил только под бизанью и генуей, не поднимая грот. Ночью, глядя, как его огни становятся всё ниже, я кричала ему в рацию: