Под необъятными небесами
Шрифт:
Он шутит: — Я привёз много книг из дома, а по воскресеньям, чтобы не скучать, выращиваю свои жемчужины. Когда следующий раз вернусь в Японию, женюсь. Компания не хочет, чтобы моя жена приезжала сюда, но она говорит, что это не проблема, она подождёт.
Восемнадцать лучших лет жизни, провести на работе, в месте, где нет ничего, кроме жемчужных ферм, хижин индонезийской деревни и видеомагнитофона. Бали, с его огнями, всего в двух часах полёта, но он так же далёк, как если бы был на луне, потому что нет способа попасть туда. Нужно добраться на лодке до Ару,
В конце концов разговор заходит о жемчуге. Он рассказывает, что маленьких устриц, для выращивания в садках, привозят из Японии.
Когда они достигают определённого размера, прибывают специалисты, осуществляющие очень тонкую операцию, вводят внутрь каждой из них маленькую перламутровую сферу, покрытую эпителиальной тканью. Потом устрицы возвращаются в садки, где их периодически чистят и контролируют, пока сфера внутри превращается в жемчужину.
Он рассказывает также, что из за этих ферм, увеличивается и количество устриц в лагуне и, в следствии этого, натурального жемчуга. Как бы невзначай, спрашиваем, нельзя ли их купить.
— Безусловно нет! — весь жемчуг отправляется в Японию, а что касается натурального, местные жители не имеют права его иметь.
Чтобы предотвратит кражи жемчуга с ферм введён запрет для жителей острова владеть снаряжением для подводного плавания. Он кажется очень уверенным в себе.
Я чувствую под собой спрятанные жемчужины и думаю о тех двоих, с раскосыми глазами, которые прячутся где-то в ночной темноте. Избегаю встречаться взглядом с Карло, чтобы не засмеяться или улыбнуться, или каким нибудь выражением лица не выдать себя.
— Я не могу продавать здесь даже жемчуг, который выращиваю сам. — заключает камикадзе.
Вдруг раздаётся вой сирены.
— Мне пора. Через десять минут будет запрещено находиться на берегу. Увидимся завтра.
— Чёрт возьми. Здесь как на войне. Нужно быть осторожными. — Карло немного растерял свою самоуверенность, а я всё думаю, как получше спрятать жемчужины и как вернуть их владельцам.
— Ты что-то сказал?
— Нет. А что?
— Я слышала голос….тихо, я снова его слышу!
Мы напрягаем слух: — Мутиара…
— Это снова те двое…
Смотрим за борт. Во тьме снова видны одни глаза, но на этот раз их больше. Один за одним на палубе материализуются шесть человек.
— Но разве сейчас не комендантский час, или что-то в этом роде. Что будет если их обнаружат у нас? — Мы показываем на прожектор, изображаем сирену, с вопросительным выражением на лице, но наши новые знакомые лишь улыбаются и пожимают плечами, давая понять, что правила придумали японцы, но охранники, индонезийцы, так же как они
Возвращаемся к переговорам. Тот, что хотел маску за две жемчужины, хочет также ласты и добавляет третью. Другие тоже заинтересованы в маске. Мы хорошо знаем почему, поэтому цена жемчужин снижается.
Проводим быструю инвентаризацию нашего подводного снаряжения: — Если отсюда мы пойдём в Дарвин, несложно будет купить новые маски и ласты. И можно попросить Клаудио и Роману привезти кое-что на Бали.
Решаем оставить только по маске, трубке и одной паре ласт на каждого.
— Отдадим им всё, что не очень нужно. Идущие наперекор правилам мне симпатичны. — Карло на их стороне.
Как обычно, нам кажется, что мы обираем их. Ведь маска и ласты стоят дорого лишь если они определённой марки, с соответствующей этикеткой. Но здесь это никому не интересно. В то же время, четыре жемчужины имеют определённую ценность. С их же точки зрения, теряем мы: отдаём маску и ласты в обмен на болезненные образования моллюсков, камушки, которые, так кстати, считаются ценными.
Те, кому не досталась маска, просят футболки и одежду для детей.
Достаём что у нас есть. Торгуемся, они тоже торгуются. — Багус! — восклицают они, найдя нужную вещь и в конце концов, все уходят довольные своим обменом, оставив нам около двух десятков жемчужин, различных форм, размеров и цветов. Мы возбуждены, как из за жемчуга, так и из за того, что сделали это наперекор японцам.
— Интересно, где они спрячут маски и ласты?
— Надеюсь их не обнаружат. При таком прожекторе трудно пройти незамеченными.
Карло забеспокоился: — Завтра нам лучше уйти., хоть нам и дали сорок восемь часов. Пофотографируем, потом придумаем повод, например, якорь не держит, и уходим. Если что, встанем дальше, у другой деревни, той что ближе к выходу из бухты.
Мы снова и снова рассматриваем наши жемчужины. — Эти японцы хотят распространить свои законы и на натуральный жемчуг!
Выключаем свет в кокпите и собираемся идти спать.
— Что это было? Снова стук по борту?
— Могу поспорить, это снова…
Выходим в кокпит и, не включая свет. Всматриваемся вдоль борта «Веккиетто» не освещённого прожектором.
— Мутиара… — слышен шепот. Пожилой мужчина с беззубым ртом появляется из воды.
— Если нас застукают, всё кончится очень плохо — я начинаю нервничать.
— Нельзя держать его снаружи, пусть заходит внутрь, хоть он и мокрый.
Карло делает ему знак подняться и быстро зайти, но человек не нуждается в уговорах и через мгновение уже стоит, обтекая, посреди каюты с матерчатым мешочком в руке.
— Мутиара багус. — говорит он с многозначительным видом, показывая на мешочек.
— Мутиара джапанезе о мутиара кесил?.
Он собирается что-то сказать, запинается, потом улыбается беззубой улыбкой: — мутиара кесил дан… мутиара джапанезе. — и открывает свой мешочек, в котором около десятка натуральных жемчужин и две белые, идеально круглые жемчужины диаметром семь-восемь миллиметров. Я не верю своим глазам.