Под омелой
Шрифт:
Пэнси прикусила губу, сдерживая очередной громкий стон. Мистер Нотт быстро двигался в каком-то одержимом, голодном ритме, и девушка, стараясь не потерять равновесие, впилась крепче в тумбу, при этом посадив себе занозу под ноготь. Он приподнял её бёдра в воздух и начал грубо насаживать на себя. Балкон, рождественский бал, их тяжёлое дыхание, влажные, мокрые шлепки
Кажется, она звала его по имени и просила сделать с ней непристойные вещи. Она говорила такое, что не пристало произносить чистокровной юной леди: про вытрахай из меня всю душу, чёртов ублюдок; про то, что она по памяти слепит из глины его член и назовёт этого голема Дэмиан-два; что пошёл он к своему долбанному Лорду, а они с големом будут жить долго и счастливо… О да, мама могла гордиться, что уроки гончарного мастерства не прошли даром.
А мистер Нотт всё трахал и трахал, словно решил убить её не Авадой в сердце, а пробить её огромным пульсирующим стояком насквозь.
В какой-то миг ей показалось, что весь мир перевернулся вверх дном и они летят. И она тоже вместе с ним. Летит в ад, падает в рай. Да плевать куда, лишь бы там был волшебный член мистера Нотта и его умелые руки…
Точно, голему нужно будет не забыть слепить руки. И язык.
Её глаза закатились, рот открылся в последнем беспомощном крике и, кажется, она потеряла сознание. Потому что дальше была только блаженная чёрная тьма, тёплое покалывание в кончиках пальцах и какой-то странный шум разбивающегося стекла.
Очнувшись после этого маленького обморока, она обнаружила себя лежащей среди остатков тумбы и мистера Нотта, крепко сжимающего её бёдра. Его член всё ещё глубоко входил в неё, в лопатки больно упирался какой-то кусок деревяшки, а Дэмиан продолжал её трахать, несмотря ни на что. Будто бы сам был каким-то чудовищным големом из плоти и крови. Его не смущало то, что они сломали тумбу и упали вдвоём на пол, что осколки стекла скрипели под её телом, что веточки и листья растения из разбитого горшка были размазаны по полу
Его густые, волнистые волосы растрепались по красивому, влажному от пота лбу. Мистер Нотт смотрел на неё абсолютно сумасшедшим взглядом и тяжело дышал ей в лицо. Его член входил в неё на всю длину, но это не было больно. Сладко, приятно. Даже несмотря на то, что она только что кончила, останавливаться ей совсем не хотелось. Она подумала, что хочет остановить этот момент навсегда, но он как-то напрягся, простонал и замер, пульсируя, изливаясь прямо внутрь.
Через несколько мгновений он моргнул, словно придя в себя, мягко поцеловал её в лоб и отстранился.
Пэнси нащупала выпавшую из сумочки палочку и приманила одежду. Оба молчали и тяжело дышали. Она натягивала трусики и оглядывалась вокруг — ну и хаос они тут устроили: изящная тумба превратилась в кучу мусора из стекла и дерева, земля из разбитого горшка рассыпалась по девственно-белому мрамору. Паркинсон не очень хорошо помнила, как это произошло, но мирно висевший на стене триста лет гобелен тоже теперь валялся грязной тряпкой на полу. Одна чёртова омела абсолютно целая и невредимая весело покачивалась на ветру. Почему-то было неловко. Мистер Нотт невозмутимо поправил на себе одежду и молча развернулся на выход.
— Но… — растерянно протянула Пэнси.
Тот открыл дверь, впустив в их тесный мирок звуки продолжающегося бала. На прощанье он окинул её нечитаемым взглядом и, словно вспомнив о чём-то важном, что по неловкости забыл, произнёс:
— Ты никому ничего не скажешь про Теодора, малышка Пэнси, — мистер Нотт грациозно поправил галстук. — И в следующий раз тебе не обязательно ждать Рождества, чтобы отсосать мне…
Дверь звонко захлопнулась за ним.
Пэнси со злостью сжала кулаки, решив, что в следующий раз обязательно заставит встать его перед ней на колени!