Шрифт:
Том кряхтя поднялся с койки и пошёл в кафетерий на первом этаже. Сегодня он собирался после встречи со своим онкологом навестить Нэнси, просто чтобы показать ей, что всё в порядке и скоро они будут вместе. Сам он в это не особенно верил, но и впадать в уныние не собирался. Некоторые люди с самого момента объявления диагноза едва ли не ложатся в гроб и в лучшем случае носят неизменную печальную полуулыбку – вроде как они уже отметили точную дату своего близкого конца в календаре и просто не хотят показывать окружающим терзания своей души (но всячески намекают на это). Другие начинают великую борьбу за право на существование – ищут лучших врачей, собирают на зажигательных
Шутки шутками, но до кабинета доктора Родригеса Том не дошёл – он упал в коридоре. Нет, не потерял сознание, но лучше уж тихо отключиться, чем наблюдать, как пол уходит из-под ног и острые углы мелькают прямо перед глазами. Родригес уговорил его не ехать сегодня к Нэнси и остаться здесь до завтра.
– Не думаю, что это повторится, но ты сам прекрасно всё понимаешь.
Том запоздало сообразил, что не очень-то его и уламывали. Скорее он сам малодушно согласился на предложение и получил весомый повод не встречаться сегодня с женой. Конечно, она была и остаётся самым дорогим для него человеком, но…
– Куда смотришь! Эй, солнце, не ушиблась?
Том уставился на парочку. Остроносый парень в кожаной куртке, развязный, однако не агрессивный. Девушка – крашеная блондинка в коротких джинсовых шортах и простой белой футболке. Правая рука сильно покраснела и опухла, скорее всего ещё больше разболелась после столкновения с Томом.
– Давай, извиняйся немедленно!
– Простите, пожалуйста.
Остроносый собрался ещё что-то сказать, но девушка дёрнула его и сонно улыбнувшись, повела к автомату с кофе.
Том купил себе чай и пару сэндвичей, подумал немного и прихватил шоколадный батончик. Обжег пальцы о стакан, проклял про себя пустоголового продавца и понёс добычу за самый дальний столик возле окна.
Хорошо. Людей в кафе было на удивление немного, говорили они тихо и в основном занимались только едой. Дети не носились, молодёжь не хохотала, старики не брюзжали. Клочок улицы, тот, который можно было разглядеть отсюда, радовал взор пустынностью. Эдакая медленная и молчаливая атмосфера, напоминающая учреждение, в котором находилась Нэнси, только без неловкости и раздражения.
Нэнси.
Том расправился с едой и вернулся в палату. Его сосед, Джон Дэвис, вырезал картинки из журнала и наклеивал на бумагу – хотел сделать открытки своим внукам. Дэвис чувствовал себя прекрасно и разговорами мог уморить кого угодно, так что Том сослался на крайне увлекательный сюжет детектива, забытого кем-то из посетителей. Уткнувшись в книгу, Том испытал угрызения совести – Дэвис был приятным человеком, и не его вина, что старость подчистила ему память и сделала ребячливым. Родня окружила заботой, но обделила вниманием, вот он и приставал ко всем подряд.
Впрочем, с возрастом немногим удаётся этого избежать, это хоть и грустно, но в порядке вещей. Тому же только-только исполнилось пятьдесят лет – ещё годы и годы наслаждения жизнью. Опухоль мозга не сводит с ума и не делает из тебя дурачка, но трудно объяснить это всем и каждому. Даже если терпеливо втолковать, что такие симптомы как дезориентация, головные боли и проблемы с памятью не влияют на интеллект и личность самого Тома, то всё равно всех будет грызть червь сомнения – а вдруг?
Мать Нэнси, Беверли, одной из первых узнала о диагнозе. Нельзя сказать, что раньше она с симпатией относилась к Тому, но по крайней мере признавала его достойным мужем для дочери и просто хорошим человеком. Сначала она пару раз весьма двусмысленно высказалась в присутствии Тома, потом начала обращаться с ним как с неразумным шкодливым ребёнком – поставь это немедленно на место; отойди, нам надо поговорить; займись уже чем-то. Том простодушно не замечал эти выпады, пока однажды случайно не подслушал перепалку Беверли с Нэнси.
Том проходил мимо гостиной, когда услышал такой разговор:
– Ты должна бросить его, и чем раньше, тем лучше.
– Мама, я прошу тебя не говорить так о моём муже!
– Молча собери вещи и беги.
– Боже мой, да зачем?
– Иначе он может взбеситься, дорогая!
– Не смей, не смей…
– Что ты скажешь, когда однажды он возьмёт молоток и проломит тебе голову?!
Нет, большинство друзей и родственников восприняли всё куда как адекватнее, но Том всё же постарался ограничить контакты. Не очень-то приятно видеть выражение лица знакомого, когда ты не можешь вспомнить его имени или держишься за стену, потому что вещи внезапно стали менять свои очертания.
Всё началось одиннадцать месяцев тому назад. Утром Тома рвало, даже если он не ужинал. Походы в тренажёрный зал, перестановка мебели – любая работа, требующая физического усилия выше среднего, заканчивалась головной болью. Несколько раз Том чувствовал себя крайне неловко, когда в магазине не мог выполнить простейший подсчёт выданной сдачи.
Четыре месяца тому назад доктор вынес окончательный вердикт – рак. Назначали лечение. Том до ужаса боялся операции, и с ней решили повременить.
Через месяц он и Нэнси в пух и прах разругались с её матерью.
Ещё через месяц сестра Нэнси, Николь, погибла в автокатастрофе.
Депрессия стремительно подкосила жену Тома. Она плакала или бездумно ходила по дому. Иногда она становилась тревожной и не отпускала мужа ни на секунду – боялась, что без её присмотра он умрёт. Хотя чаще всего Нэнси была абсолютно равнодушна к нему и рвалась из дому с какими-то странными идеями.