Под откос
Шрифт:
– Не может быть!
– Вот так вот. Ты у мужиков в депо поспрошай – у каждого пара случаев таких есть. Издержки профессии, мать ее. Пьяные, глухие… А хуже всего – прыгуны. Такие сволочи, убил бы! Прям вот оживил бы – и убил заново. Они ж, эпическая сила, ни хрена тупыми бошками своими не понимают, что поезд – он сам не едет! В кабине человек сидит! А каково ему потом жить с мыслью, что он убил кого-то? А каково мужикам в депо мясо с «фартука» отскребать? Ну, хочешь ты сдохнуть – так повесься что ли, или утопись об пенек. Зачем же другим жизнь-то ломать? Только
– Да уж, – невесело протянул Игорь. – У знакомого тоже история была. Поссорился он с бабой своей. А та в расстройстве прыг в машину, и уехала с дачи. Решила жизнь покончить самоубийством. И на полном ходу лоб в лоб с другой машиной вышла. Ага. Нос разбила, да ногу сломала. А во встречной семья ехала. Муж с женой и две дочки. Все четверо насмерть.
– Тьфу, – в сердцах ругнулся Никодимыч. – Напридумывали себе любвей всяких, вот и бесятся с дуру. Я так думаю, кто влюбится – тех в принудительном порядке к психиатру надо отправлять, под надзор. Чтоб не натворили чего, пока не вылечатся.
Стажер внимательно вглядывался в лобовое стекло. Прожектор скальпелем вспарывал темноту, из которой под колеса сыпался штакетник шпал.
– Бестолку всматриваться, – заметил Никодимыч. – Ночью даже начинать тормозить не стоит. Слишком поздно увидишь. А вот в вагонах, если на такой скорости экстренное применить, много народу покалечится. Так что если увидишь прыгуна – просто давишь и сообщаешь диспетчеру.
Игоря передернуло от такого цинизма.
– А вон и «летучий голландец», – ткнул рукой в стекло наставник.
– Кто? – не понял стажер.
– Хрен в пальто, – сплюнул машинист. – Ужас, летящий на крыльях ночи!
Стажер облокотился руками о трясущуюся, словно в горячке, облезлую железную панель, вглядываясь в ночь. Сначала он ничего не увидел – освещение кабины бликовало на стекле, звезды на чистом небе повторяли движение поезда. Но, наконец, он понял. Чуть ниже холодных иголок звезд, на фоне черного леса, двигались два теплых желтых пятна света.
– Машина, что ли? – неуверенно спросил он.
– Ага, – загоготал Никодимыч. – Прямо навстречь нам, по рельсам хреначит! Я ж тебе говорю – Голландец это летучий! Встречняк с перегоревшей «люстрой».
– Не может быть! – снова не поверил Игорь. – А разве так можно?
– А что ты сделаешь, если у тебя на ходу лампа в прожекторе сгорит? Остановишь поезд и полезешь менять? Изнутри только у некоторых локомотивов можно подобраться.
– Ну, хоть на тусклый свет переключиться! – не сдавался парень. – Его же не видно ни дыры!
– А ламп тусклого света у нас на половине локомотивов нет, – потешался старик. – Да и зачем этот прожектор? Все равно остановиться он не успеет, если что. А самого его и по фарам видно.
Игорь не нашел, что ответить. Да, фары у локомотива нужны не для освещения дороги, а для того, чтобы его было видно. И прожектор мало помогает на современных скоростях. Но такая безалаберность и пренебрежение правилами потрясали его до глубины души.
– Никодимыч, надо ему
– Доложи, – осклабился машинист. – А то вдруг он не знает. И диспетчеру тоже по регламенту положено доложить.
Стажер недовольно прищурился. В речах наставника ему послышалась издевка и недовольство. Вроде как, кляузу на коллегу он готовит.
– Никодимыч, но так же положено!
– Положено – делай! – отрезал машинист. – Все равно дежурный по станции прибытия это отметит. Так что с тебя взятки гладки. А что еще ты должен сделать, когда встречняк проходит?
– Осмотреть его на предмет неполадок, и доложить результат осмотра, – отрапортовал Игорь.
– Верно. Делай, – кивнул Никодимыч. – И не обращай внимания, что я тут гутарю. Тебе дальше работать, а мне скоро в отстойник. Может, хоть ваша братия порядок тут наведет.
Желтые огни фар перестали двигаться вдоль горизонта, и начали быстро приближаться – поезда сходились на окончании дуги изгиба путей. Составы неслись друг на друга. На миг Игорю почудилось, что они летят по одной «нитке», и неминуемо расшибутся друг о друга. Но паника длилась только мгновение. Вот уже виден свет в кабине встречного тепловоза, натужно тянущего товарняк.
Игорь приоткрыл окно, чтобы лучше осмотреть состав – любая выходящая за габарит деталь на железной дороге могла стать причиной трагедии. А, поскольку их собственный поезд выходил «на кривую», можно было и свой состав осмотреть, как предписывается регламентом.
Почти одновременно надавили на барабанные перепонки длинные гудки – это машинисты поприветствовали друг друга. Из окна ощутимо ударило встречной воздушной волной. Увидеть что-либо в темноте на встречных курсах не было ни единого шанса, но Игорь старательно таращился в окошко. Надо было подтверждать свое реноме борца за порядок.
Мелькнул перед глазами последний вагон встречняка. Никодимыч снова отметил это длинным басистым гудком. Сзади, как эхо, донесся ответный сигнал.
– По встречному без замечаний, – машинально доложил Игорь, но тут же поправился. – Не работает головной прожектор.
Никодимыч потянулся к рации, чтобы продублировать замечание в эфир для встречного машиниста и диспетчера. Игорь высунулся в окошко, обмирая от пронзительного ветра, и посмотрел назад, где блестящей в свете луны змеей струился их поезд, изогнувшийся на кривом участке пути.
– По поезду замеча… – Игорь осекся. – Никодимыч! У нас на крыше кто-то есть!
Рифленая спина вагона жила под ногами собственной жизнью. Леха пытался компенсировать ее рывки согнутыми ногами, шагал, широко расставив ступни. Но все тщетно. Он не мог угадать, в какую сторону дернется в следующее мгновение железное чудище. Все силы, все внимание выстывшего на ветру мозга уходили на то, чтобы устоять, не сорваться вниз. Даже по коридору вагона непросто пройти, не расплескав чай в стакане. А тут амплитуда была значительно больше, да и ветер, проклятый ветер вносил свою немалую лепту.