Под открытым небом. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 2

Малиновский Александр Станиславович

И тут Ковальский спохватился: «Я смотрю на завод глазами своего деда. Но я – молодой специалист, нефтехимик. Ведь и в нефтехимию-то пошёл только потому, что она, и этот вот завод, создана для того, чтобы было всё целесообразно. Завод призван спасать природу, – нашёл Ковальский довод в пользу пыхтящего и свистящего огромного существа. – Назначение его – утилизация газов, образующихся после нефтедобычи. Претерпев переработку, они превращаются в фенол, ацетон и синтетический спирт, идущий, в конечном счёте, на получение каучука и резины. Логический, замкнутый цикл. Опять забываю, что платим недёшево, но за благо!.. Сколько

сейчас факелов в Сибири! Нефтедобычу развернули, а газопереработки рядом нет. И трубопроводов, по которым можно было бы доставить газ на заводы, – нет. По железной дороге всё не увезёшь…».

– Верно ли мыслю? – проговорил вслух Ковальский. И сам же ответил: – Конечно, верно!

…Он успокоился и стал было спускаться, но остановился, вспомнив недавний случай.

Ему хотелось как можно больше узнать о заводе. Прослышав, что намечено включение отремонтированной факельной установки, напросился посмотреть.

– Факельное хозяйство у нас – целая система жизнеобеспечения. На каждом заводе, как правило, не менее двух факельных стволов: один – действующий, другой – в резерве. В обычном режиме на дежурную запальную свечу в час подаётся около полутонны лёгкого газа. Он обеспечивает постоянное горение. Это необходимо для того, чтобы в аварийной ситуации моментально сбросить газообразные продукты на сжигание, оберегая и оборудование, и людей, – основательно говорил оператор Андрей, с которым Ковальский отправился на факельную установку.

…Все операции по переключению они проделали успешно. Ковальскому даже доверили выстрелом из ракетницы в струю газа на тридцатиметровой высоте зажечь факел.

Когда ехали в автобусе назад, притихший Андрей попросил притормозить. Потом вышел и остановился у каких-то зарослей.

Присмотревшись, Ковальский увидел кладбищенские ограду и кресты. Вернувшись, Андрей сказал, будто извиняясь:

– Дед мой и бабка лежат, а там, подальше – шабры с нашей улицы.

– Как они сюда попали?

– Это деревенское кладбище. Тут наша деревня когда-то была. А теперь – очистные сооружения завода. Отхожее место, одним словом.

Голос его дрогнул.

– А где жильё?

– Когда завод строили, деревушку снесли…

Ковальскому стало не по себе.

– Там, – будничным тоном, уже в автобусе, махнул рукой Андрей, – за оградой, метров через двести – наш сад был. Вишни и сейчас стоят, почерневшие…

Автобус снова затрясло на ухабистой дороге.

«Сколько всего строится в стране, – невольно подумал Александр, – покупаем целые заводы за рубежом. Девиз: решительным рывком преодолеть техническое отставание от Запада. Здорово! Вот и контракт с концерном «Фиат» на постройку автомобильного завода, судя по газетам, вовсю реализуется. Через два года, в семидесятом, должен появиться в Тольятти наконец-то свой массовый отечественный легковой автомобиль. Но при таких масштабах наверняка сколько будет всего понаковеркано? Почему-то по-другому не умеем…»

* * *

…Ковальский постоял ещё немного на лестничной площадке, глядя на хищный огненный язык факела, от которого ветер доносил запах сероводорода, схожий с запахом тухлых яиц, и пошёл вниз. В голове крутилось: «Этот факел, как Змей Горыныч из детской сказки». Он и принимал, и отвергал такое сравнение. До конца осмыслению оно не поддавалось.

…Александр долго

отсутствовал, надо было поторопиться. Вспомнив недавнее совещание, на которое был приглашён как председатель совета молодых специалистов, подумал: «В

докладе начальник объединения говорил, что в текущем году на строительство очистных сооружений будет потрачено около девяти миллионов рублей. Но как восполнить уничтожение целой деревни? На месте кладбища – заводские отстойники нечистот! Так ли должно быть? Начали строить «трикотаж-ку», обнаружили братскую могилу красноармейцев, погибших в бою с белочехами, пришлось срочно перезахоронить…».

…Когда вошёл в операторную, там было всего трое рабочих.

– Где остальные?

– Кто где, но большинство чревоугодничают, – ответил старший аппаратчик Митясов. У него была такая манера: обязательно сказать необычно.

Ковальский посмотрел на часы: два часа ночи. Как правило, в это время либо в буфете соседнего цеха, либо здесь, у себя, все поочерёдно подкреплялись. Недавно придумали, как жарить картошку и коптить колбасу. Завернув в бумагу, кладут кульки с провизией в сумку из кирзы, сумку – на пышущий жаром паропровод.

Положенное во вредном цехе молоко как раз в кон! С картошечкой! Но картошечку можно и с сальцом! И с такой вот колбасой – тоже неплохо.

Как-то Ковальский заметил, что перекусившие возвращаются подозрительно порозовевшими и притихшими, стараясь не привлекать к себе внимания. Всё открылось, когда вместе с одним из таких «перекусивших» перекрывал большую задвижку на эстакаде. От напарника пахло спиртным.

Тогда, спустившись на землю, Ковальский крепко отчитал провинившегося и попросил от его имени предупредить остальных, что выпивки не допустит. Пусть прекратят по-доброму. Без выяснения отношений.

…Сейчас догадывался, что где-то явно идёт «перекус». Но где? «Искать не буду, не ищейка же я? Но что-то надо делать», – соображал он.

…Дальняя дверь в операторную со стороны раздевалки открылась и вошёл один из сменных котельщиков – разбитной, но безобидный и безотказный в общем-то малый.

– Станиславич, пойдёте со мной?.. – проговорил он, испытывающе глядя на Ковальского.

– Куда?

Александр уже всё понял: «Кажется, провокация», – пронеслось в голове.

Парень, как мог, ответил:

– В бытовке, мы, это, ну, они, в общем… меня послали вас пригласить…

– Не в женской бытовке-то хотя бы, а? – произнёс Ковальский и отметил про себя: «Завожусь, кажется… Но не тютей же сейчас быть? Слопают».

Они вошли в бытовку. У стола, выдвинутого на просторное место меж шкафов, шесть человек. Так хорошо пахло свежеиспечённой картошкой и горячей колбасой! Идиллия, да и только!

«Вот, черти, и машинисты здесь, и насосчики. Все рабочие места ослаблены, по одному человеку осталось. Рисковые ребята, однако! Случись неполадка, оперативности в переключениях не будет. Недалеко до беды!»

– Товарищ начальник, – от стола выдвинулся кареглазый, с широким плоским лицом Фёдор Абдулатипов. – По маленькой перед картошечкой, уважьте и не судите строго!

Фёдор говорил вкрадчиво, тихо. Смотрел цепкими глазами нагло и выжидательно.

«Только дай коготку увязнуть – по локоть оторвут. Выпей раз, второй уже не откажешься, либо не сможешь запретить. Проверяют, черти», – пронеслось в голове. Спросил: