Под парусом надежды

Колочкова Вера Александровна

Расправив по привычке плечи, она развернулась к нему спиной и шагнула решительно к выходу из маленького кабинетика, но была остановлена прозвучавшим ей в спину тихим, похожим на приглушенный вскрик возгласом:

– Постой! Постой, Кира!

– Что? – обернулась она к нему.

– Ты это… серьезно? Про любовь?

– Совершенно серьезно, Сергей Петрович.

– Ну, тогда я искренне желаю тебе счастья, девочка… И смелости тебе, чтоб… любить… Я тоже когда-то любил, но…

– Выбрали себе место на пятачке?

– Да,

выбрал. Каждому свое, девочка…

Он поднял на нее глаза – плеснуло из них самой настоящей черной тоской. Хоть и на миг всего. Она вдруг пронзительно увидела его со стороны – всегда напряженно-веселого, циничного, изо всех сил остроумного, не выпускающего сигарету из сухих пальцев. И лицо его тоже увидела – худое, с желтоватым оттенком кожи, с резкими буграми ранних морщин на высоком лбу. Лицо адвоката Сергея Линькова, украденное когда-то у влюбленного и беззаботного Сереги Маховского…

– Прощайте, Сергей Петрович, – еще раз повторила Кира уже не так весело. – Прощайте.

– Ладно, иди… – тихо улыбнулся он ей одними губами. – Иди и будь счастлива, раз уж осмелилась…

Тридцать первое декабря выдалось на удивление крепко-морозным. Ночью выпал снег, лежал пухлыми шапками везде, где только мог пристроиться.

Где большой шапкой, а где и крошечной совсем. Даже на сухих несчастных былинках астрочек, не сорванных осенью с клумбы, пристроились маленькие снежные шапочки, и они гордо торчали ими из-под снега, как неожиданно и хорошо приодетые добрым спонсором сироты. Кира поежилась, попрыгала немного на месте, потом потрусила в сторону детской площадки, где копошился съехавший с горки и попавший в кучу-малу Егорка. Вытянув его оттуда за шарф и отряхнув от снега, она проскулила жалобно:

– Может, хватит уже гулять, а? Замерзла я! Пойдем домой, там у нас елка еще не наряжена…

– Пойдем! – легко согласился Егорка, весело шмыгая носом. – Сейчас, только еще раз скачусь, и пойдем…

Пришлось Кире согласиться на «еще раз». А что делать – горки во дворе их нового дома не было. Не успели детскую площадку соорудить – рано снег выпал. Хорошо, хоть въехать до холодов успели, обжиться как-то на новом месте…

Елку поставили посреди гостиной просто шикарную. Благо пространство, мебелью пока не заставленное, позволило. Стол со стульями да телевизор – всего и мебели.

– Эй, ребята! Поешьте сначала, а потом уже елку наряжать будете! – выглянула из кухни раскрасневшаяся Елена Андреевна. – У меня пирожки вот-вот в духовке дойдут…

– Так не дошли же еще, мам! – беспечно махнула рукой Кира. – Чего зря время терять?

– Доченька, а мы стол здесь накроем? В гостиной?

– Ну да… – рассеянно ответила Кира, вытягивая из пакета необыкновенной красоты мишуру и пристраивая ее на разлапистую ветку. – Здесь, конечно… Смотри, Егорка, изящно как получается!

– Надо говорить – зизящно! – тут же поправил ее мальчишка,

смешно сдвинув белесые бровки. – Ты что, не слышишь, что так звонче получается?

– Да слышу, слышу… – улыбнувшись, пробурчала Кира. – Кто ж спорит-то? Конечно, так звонче…

– Кирочка, а Стасик во сколько с работы придет? – ловко раскинула над столом белую крахмальную скатерть Елена Андреевна.

– Да поздно, мам. Часам к одиннадцати только. У них же сейчас самый пик… Хорошо еще, что для него исключение сделали как для молодожена…

– А кто еще придет, Кирочка?

– Ирина Васильевна из Каменки приедет… И еще я однокашника пригласила – Саню Григорьева, – да ты его знаешь! Он с братом придет.

– Так… А они одни будут или с дамами? На сколько человек стол накрывать?

– Ой, мам… Я… Я же совсем забыла тебе сказать… Я еще отца пригласила…

– Кого? – в ужасе округлила глаза Елена Андреевна, схватившись за грудь. – Я не ослышалась, Кира?

– Нет, мам. Не ослышалась.

– Да ты… Ты как вообще посмела… Ты что, Кира! Да ноги моей здесь… О господи… Сейчас же!

Сейчас же позвони ему и скажи, чтоб он даже и думать не смел! Еще чего! Никогда этого не будет, слышишь? Алкоголиков нам здесь не хватало!

– Он сейчас не пьет, мама. Ну, почти не пьет…

– И все равно! Не будет его здесь! Не будет, пока я жива!

– Тихо, мама. Не кричи, Егорку испугаешь.

– Да как это – не кричи? Ты что, издеваешься надо мной, да? Звони ему немедленно! При мне звони!

– Не командуй, мама. Никуда я звонить не буду.

– Что значит не будешь?

– А то и значит… В этом доме я хозяйка, мамочка. Кого хочу, того и зову. Тебя вот, мать свою любимую, позвала… И отца своего тоже…

– Тогда я… Тогда мне придется…

Елена Андреевна развернулась и по-девичьи резво выскочила из комнаты. Тут же хлопнула дверь в ванную, и сразу за хлопком послышался звук льющейся из крана воды. Кира постояла немного, потом вздохнула виновато, подмигнула Егорке и пошла вслед за матерью, на ходу придумывая правильные утешительные слова. Плачет ведь, наверное…

К ее удивлению и радости, Елена Андреевна вовсе не плакала. Не до того ей было. Она даже и на Киру, заглянувшую в приоткрытую дверь, не взглянула. Не заметила, наверное. Подсунувшись близко к зеркалу и по-птичьи вертя туда-сюда головой, с пристрастием разглядывала свое вмиг порозовевшее лицо. Потом погладила себя по щечкам, по подбородку легкими хлопками прошлась… И, схватив с полочки Кирину расческу, принялась производить какие-то хитрые манипуляции с прической, и без того, как казалось Кире, безукоризненной. Но у Елены Андреевны на этот счет были, видимо, свои соображения. О! А вот и мамин коронный жест – пальчики послюнявить и пройтись-пробежаться ими по отдельным выступающим прядкам… Тихонько хмыкнув, она прикрыла дверь, пожала плечами и на цыпочках вернулась к Егорке.