Под покровом тайны
Шрифт:
Спустя полчаса, мы с Валей сбегали вниз по откосу к песчаному речному берегу, откуда доносились крики парней и девчачий визг. Время было около десяти часов, однако на пляже уже лежало и купалось множество народа, и еще больше подходило пешком, или с автобусной остановки. Шли семьями, компаниями, поодиночке. Казалось, что сегодня весь наш небольшой городок переехал сюда.
Но все же мы смогли занять свое любимое место у большой ракиты, где уже лежали несколько девочек из нашего класса, с ними точили лясы два десятиклассника. Третий натирал тряпкой свой мотоцикл.
Увидев
– Наконец, вы появились! А нас мальчики обещали прокатить на мотоцикле, Коля даже предложил научить нас кататься.
Валя, искоса посмотрев на мальчишек, принялась стягивать с себя платье, те скромно отвернулись, хотя их никто не просил этого делать. Валька показала им язык в спины и под хохот девчонок начала расстилать покрывало. После чего пошла к парням и стала с ними шептаться. Те же откровенно разглядывали ее выдающиеся формы.
Я тоже смотрела на колышущуюся грудь подруги и отчаянно завидовала. Мне казалось, что у меня никогда не будет ничего подобного. Хотя мама, пришивая поролон, уверяла, что все будет хорошо, надо только подождать год, или два.
Я неторопливо разделась, демонстрирую новый купальник и девки с удивлением начали меня разглядывать, им, видимо, не терпелось спросить, когда у меня успела вырасти грудь, но они стеснялись сидящих рядом парней.
Тут Танька Климова что-то шепнула на ухо Любке Махаевой, и они обе засмеялись, глядя на меня.
Как обычно мои щеки вспыхнули ярким румянцем, игнорируя смех, я легла на покрывало ничком, и подставила спину летнему солнцу.
Какое-то время лежала не шевелясь, но вскоре спину начало припекать и пришлось повернуться. Парни ушли наверх вместе с Валькой, укатив с собой мотоцикл.
– Эй, недотрога, – негромко сказала Климова, – расскажи, с чего бы у тебя грудь появилась, ты же еще вчера плоскодонкой была?
Я шмыгнула носом, пытаясь не заплакать, это на какое-то время получилось.
– Молчит, еврейка, – удовлетворенно продолжила он. – Ваты напихала в чашечки и довольна. Теперь будет мальчишек кадрить.
Не желая дальше слушать Таньку, я вскочила и, собрав одежду, почти бегом ринулась от одноклассниц.
Мне удалось найти неподалеку местечко между упавшими деревьями, где был пятачок песка. Там вновь разложила покрывало, улеглась на него и начала хныкать.
– За, что мне это, за что, я люблю своего папу, он хороший, добрый человек, мастер своего дела, его уважают на работе. Но иногда я его ненавижу, за то, что периодически слышу в свой адрес, – думала я, прерывая свои мысли всхлипываниями.
Как было хорошо в детском саду и первых двух классах, никто меня не трогал, учителя ставили в пример за поведение и учебу.
Но однажды в третьем классе ко мне на перемене подошел Сережка Филимонов, наш самый хулиганистый одноклассник.
– Слышь, Гайзер, а ты, правда, жидовка? – спросил он.
– Нет, – возмутилась я. – Какая я тебе жидовка, я такая же, как все, обычная. А кто такие эти жидовки, ты знаешь? – в свою очередь спросила я.
Сережка растерянно почесал голову.
– Ну, батя говорил, что жиды во всем виноваты,
– Неправда! – заплакала я, – сам ты жид, и родители у тебя жиды!
– Ах, ты еще и обзываться! – закричал Сережка и больно дернул меня за косу. В ответ я расцарапала ему лицо ногтями. Когда учительница зашла в класс у нас была боевая ничья. Я убирала в портфель порванный фартук, а Сережка, оторванный воротник рубашки. Инга Николаевна во время урока периодически кидала взгляды на расцарапанную Сережкину рожу, но так, ничего и не сказала.
Дома я первым делом убежала к папе в мастерскую. Он, как обычно, сидел на табурете в своем кожаном фартуке, перед надетым на лапу сапогом. Рот у него был полон деревянных гвоздиков, которые он заколачивал в подошву, как из пулемета.
, -Папа! – закричала я. – Меня сегодня назвали жидовкой! Скажи, ведь я не жидовка, правда? И ты тоже не жид?
Папино лицо, стало серьезным. Он вынул гвоздики изо рта и аккуратно положил их на столик. Потом снял фартук и посадил меня на колени.
С минуту, крепко прижав к себе, он гладил меня по голове, потом вздохнул и начал говорить.
– Леночка, это не совсем так, но в тебе течет и моя кровь. Да я еврей, так по-настоящему называется моя национальность. Слово жид придумали те, кто по каким-то причинам не любит нас. Я предполагал, конечно, что когда-нибудь ты услышишь эти слова, но надеялся, что это случится, как можно позже.
Да, ты наполовину еврейка и наполовину русская. Так получилось. Тебе в жизни придется еще не раз услышать слова пренебрежения. Но ты всегда повторяй про себя; «говорите, что хотите, я сама все про себя знаю и уверена, что мои предки одни из самых древних и умных народов Земли».
– Я шмыгнула носом и спросила:
– А ты не врешь, действительно мы самые умные и древние, может, ты сказал это, чтобы я не плакала?
Папа засмеялся.
– Как народ в целом, так и есть. Ну, а как отдельные люди, бывает по всякому. Есть умные, есть не очень. Есть плохие, есть хорошие. Вот твой папка, к примеру, работает сапожником и вполне доволен своим занятием. Мой двоюродный брат играет в симфоническом оркестре, моя тетка – портниха. Но обувь они все заказывают у меня.
– Все понятно! – воскликнула я. – Ты самый нужный мастер, – ведь без обуви никто не сможет ходить по улице.
Ты, дочка, не поняла, – терпеливо начал объяснять папа. – Все люди хороши на своих местах, там, где могут раскрыть свои таланты. Надеюсь, что когда-нибудь и ты станешь уважаемым человеком в своей профессии.
– А тогда меня не будут больше обзывать жидовкой? – вернулась я к тому, с чего начала.
Папино лицо вновь нахмурилось.
– Леночка, надо привыкать к тому, что всегда может найтись человек, который попрекнет тебя твоим происхождением. Не нужно ссориться, ругаться, надо быть выше этого. Учись на отлично, окончи школу на пятерки, и ты всегда сможешь найти себе место в жизни.