Под покрывалом белых облаков
Шрифт:
Частенько, под новогодние праздники, объединив свои усилия, они зарабатывали неплохие деньги и тогда, каждый год повторялась одна и та же сцена.
– А я не смахиваю на Санта-Клауса? – спрашивал Грошев, с сомнением, медленно кружась перед зеркалом.
– Санта-Клауса? – рассеянно переспрашивала директриса, наряжаясь в наряд снегурочки и водрузив на голову голубенькую шапочку, подвигала Грошева, чтобы в свою очередь, делая перед зеркалом пируэты и глядя на свое морщинистое лицо, с сомнением произнести. – Снегурка-перестарок!
– Не беспокойтесь, я загримирую! – уверенно кивал Грошев
Но сколько он, ни старался, сколько, ни наводил лоск на бледные дряблые щеки директрисы, все едино, возраст, по крайней мере, бабушки снегурочки выдавал, так сказать, с головой.
– Чертова тварь! – ругалась директриса на свое отражение.
– Не молоды мы, однако! – с деланной веселостью соглашался Егор Павлович.
– Вам-то что, – огрызалась директриса, – вы еще вполне молодой и интересный мужчина!
И ругаясь, на чем свет стоит, она шла с Грошевым на выход, где залезала за руль своей «Сузуки», чтобы покатить по частным адресам, поздравлять детишек и зарабатывать.
Играть деда Мороза Грошеву казалось не трудным, не обременительным делом. Когда-то на заре своей юности, он устроился в драматический театр монтировщиком сцены, а после стал набиваться на эпизодические роли, случайные и безмолвные. Словно в немом кино, выходил он, следуя разученной мизансцене, и подносил актерам поднос с бутафорскими бокалами. Старательно изображал дворецких и так наловчился, что режиссер уже подумывал ввести его в актерский состав, но тут знакомый клоун, частенько захаживающий в драматический театр на прогоны спектаклей, обронил фразу, отчего-то запавшую в душу Грошева и прожегшую там большущую дыру. Клоун сказал, что фокусник ищет ассистента. Цирк, вот о чем всю жизнь мечтал Грошев. Маленьким он очень любил бывать на цирковых представлениях. Недолго думая, помчался и был принят. Но жизнь в постоянных разъездах, с холодными гостиницами, изматывающими репетициями охладила пыл вчерашнего актера немого театра.
В драматическом Грошева встретили равнодушно, ушел и ушел, а возвращению твоему, брат, никто не рад! Предатель, шипели у него за спиной вчерашние коллеги и друзья.
Грошев подался на улицу, пыльный этюдник, карандаш и листы ватмана, вот что теперь составляло, в целом, его жизнь. Он рисовал юношей и девушек, мужчин и женщин, стариков и старушек. Ему платили, недовольных не было, но он сам был недоволен. Он не любил улицу, не желал мерзнуть, не желал зарабатывать на хлеб в поте лица своего и тут нашелся один товарищ, из актеров драматического, пожалел беднягу, шепнул, иди, мол, устраивайся преподавателем театрального кружка. Он пошел и был принят.
К нему приходили всякие дети, но чаще горделивые, чванливые. Таких Грошев сразу же «ломал», пройдя через горнило грошевских приемчиков по обкату «звездной» болезни, дети эти непременно уходили, а Егор Павлович потирал руки и радовался, что сломал очередную «звездушку».
– А ты поработай, ты узнай, сколь горек актерский хлеб, – говаривал он.
Не нравились ему и заморыши, этакие робкие души, боящиеся сцены.
Грошев кричал тогда, сидя в зрительном зале:
– И зачем позволь спросить, ты пришел? Зачем пришел, я спрашиваю, если сцены боишься?
Робкий заморыш заливался
– Туда тебе и дорога!
Непонятное управление театральным кружком приводило к тому, что к маю, у него оставалось один-два человека, и не с кем было играть заключительный спектакль.
С уходом на пенсию директрисы, закончилась и карьера Грошева, в качестве преподавателя театрального кружка он выказал полную бездарность.
Недолго промаявшись без работы, Егор Павлович устроился мастером в художественное училище, которое когда-то заканчивал сам. И был потрясен, когда одна студентка, девушка восемнадцати лет, Кристина взглянула на него. По сути, он влюбился с первого взгляда, и одержимость этой девушкой приковала его цепями и к училищу, и к преподаванию, и к нормальному общению со студентами, потому как материться в обществе ангела он не имел никаких сил…
6
Натягивая новое платье цвета яркой зелени, Кристина раздумывала о встрече в столовой. Вот бы существовала машина времени, дающая возможность вернуться и спросить у него имя, хотя бы имя. Кристина взглянула на включенный компьютер и вздохнула, кого искать в социальных сетях, красивого блондина с чарующе-прекрасным голосом? Она хихикнула, представив, как задает подобный вопрос в Google, интересно посмотреть ответ и Кристина бросилась к компьютеру. Ну, конечно же, как и следовало ожидать, поисковик выдал несколько фамилий прославленных певцов!
И тут ни к селу, ни к городу вспомнился ей Грошев Егор Павлович, к горлу подкатила тошнота.
– Нет, добром это явно не закончится, – испытывая сильное чувство ненависти, проговорила вслух, Кристина.
– Невозможно себе представить, – продолжала она в полной тишине дома, родители уже успели уехать на работу, – какого черта ему от меня надо? Неужели он всерьез считает мое поколение развратным и испорченным! Нет, развратен и испорчен он сам, а ну-ка, посмотрим, что есть на него в интернете?
И она набрала фамилию, имя, отчество препода.
– Да, он повредился в уме! – воскликнула после прочтения нескольких фраз, которые выдала всемирная паутина, Кристина.
Она скопировала несколько текстов уличающих Грошева в некомпетентности.
– Какой-то уличный художник и актеришка эпизодических ролей ведет целый курс талантливых студентов-художников, – пробормотала Кристина и погрозила кулаком в окно.
– Ну, я тебе покажу!
В тот же день она обратилась к директору училища. Выслушав ее, директор, седой интеллигентный дядька, вздохнул, провел ладонью по глазам, горько усмехнулся:
– Знаю я все это, детонька. Но кто же, позвольте вас спросить, пойдет на нищенскую ставку мастера?
– Неужели, некому? – угрюмо поинтересовалась Кристина и выдвинула последний аргумент. – Ваш Грошев – педофил!
Директор опешил.
– Да, да, – настаивала Кристина, резко вскочив на ноги, стул, на котором она сидела, полетел в сторону, – и если он не отстанет от меня, клянусь Дьяволом, я его зарежу!
И выскочила прочь, громко хлопнув дверью.
В тот же день Грошева вызвали к директору, прямо с занятий. Кристина торжествовала. Ленка Кузнецова недоумевала.