Под позолотой — кровь
Шрифт:
Гаврилин открыл калитку, пропустил Марину вперед. Из тени вперевалку вышел коротконогий Каро, напоминающий покрытую шерстью скамеечку, задумчиво обнюхал ноги Марины и, решив не связываться, вернулся на место. Дверь закрыта на ключ – бабы Агаты нет, и будет она явно не скоро. Гаврилин достал из-под половика ключ и открыл дверь.
– Душ у вас во дворе, – констатировала Марина.
– За домом, – подтвердил Гаврилин.
– Знаешь, Саша, – спокойно сказала Марина, – я предпочитаю заниматься любовью после душа. У тебя возражений нет?
Гаврилин
– Что? – безжалостно переспросила Марина.
– Я – за! – выдавил из себя Гаврилин.
– Тогда я тебя жду.
Вода в душе нагревалась солнцем и освежить не могла. Гаврилин торопливо намылился, быстро смыл пену. Вообще, он очень любил постоять под душем, особенно под упругим ледяным душем, но сейчас у него не было ни холодной воды, ни напора, ни времени. В комнате его ждала Марина.
Уже вытираясь на ходу полотенцем, Гаврилин заставил себя мысленно поклясться самой страшной клятвой, что вечером он все тщательно обдумает и проанализирует. И эта его клятва была последней данью здравому смыслу и служебному долгу. Его ждала Марина. На пороге, с полотенцем в руках.
– Ты тоже?.. – спросил Гаврилин.
Марина прошла мимо него, оглянулась и с улыбкой сказала:
– Я надеюсь, что потные женщины тебя не возбуждают.
Гаврилин неуверенно потоптался на веранде, потом вспомнил, что нужно подумать о постели бросился в свою комнату.
О постели можно было не думать. Как можно было не думать и о закуске. Марина уже обо всем подумала. Постель была застелена свежим бельем, на столе поставлены бокалы и разложены фрукты.
Интересно, кто тут мужик. Или так, кто здесь кого собирается иметь. Гаврилин даже захотел обидеться, но вспомнил о том, что его продовольственные запасы состоят из сырой картошки, сала и бульонных кубиков.
Потом посмотрел на пустые бокалы и осознал, что вина у него тоже нет. Это сильно подпортило ему настроение. Дон Жуан доморощенный. Казанова из Мухосранска.
Сейчас она захочет вина, и ты будешь просить ее немного подождать пока ты сбегаешь в магазин. Из магазина ты принесешь бутылку теплого вина или шампанского, а тем временем она будет тебя ждать, а ты припрешься снова потный и пыльный, а она снова скажет, что любит заниматься любовью после душа, ты помчишься в душ, вино, даже если ты не забудешь поставить его в холодильник, остыть не успеет, и вы будете пить его теплым, а она…
А она все предусмотрела. Марина стояла в дверях, волосы ее были влажными, глаза светились немного безумным зеленым огнем, а в руках она держала бутылку шампанского.
– Пока ты мылся, я положила бутылку в морозильник, – сказала Марина. Невозможная, фантастическая женщина.
– Ну что, приступим? – спросила Марина, после того, как они выпили по бокалу шампанского. Гаврилин попытался сказать что-то достойное этой торжественной минуте, но оказалось, что это уже не так важно.
Под конец Нинку чуть не стошнило.
Терпеть – это было то, что у нее получалось лучше всего. Она привыкла терпеть, а вот теперь начала привыкать бояться.
Нинка поняла, что нужно бояться всех, даже собственной семьи нужно бояться. Вначале она спрятала у себя наркотики, потому что боялась Мастера. Мастер приказал, и она положила пакет между другими товарами.
Потом Мусор нашел наркотики и Нинка стала бояться его. Мусор не отобрал наркотиков. Он просто потребовал, чтобы Нинка написала объяснение, и Нинка написала. И о Мастере написала, потому что в тот момент Мусора боялась больше чем Мастера.
А когда Мусор ушел, снова вернулся страх перед Мастером. А потом Мусор пришел и потребовал денег, а потом пришел злой и, не говоря ни слова, прижал ее к стене и…
Она тогда тихо плакала, пока Мусор сопел у нее за спиной, а потом, когда, кончив, он ушел, так и не проронив ни слова, испугалась, что могла залететь, а потом, придя из консультации, испугалась, что все может узнать муж, а потом снова пришел Мусор, потом снова Мастер приказывал прятать наркотики, а потом…
А Мусор был даже немного разочарован тем, что Нинка сдержалась. Он сделал все, чтобы и без того мучительный для нее процесс превратился в пытку. И если бы она вдруг отпрянула от него, захлебываясь его семенем и рвотой, он бы смог, про себя, в уме сказать: «Мой мусор тебе в рот не вмещается» и оттолкнуть Нинку. Потом он просто переступил бы через нее и ушел, почти успокоенный.
Теперь же Нинка стояла перед ним на коленях, по лицу ее текли слезы, а в глазах плескались ужас и безысходность. Не торопясь застегивать брюки, Мусор сгреб в кулак Нинкины волосы и притянул ее лицо к себе:
– По моему, тебе понравилось. Смотри, улыбаешься. Или тебе смешно?
Нинка застонала. Мусор, запрокинув голову Нинке медленно водил пальцем по ее губам. Нинка зажмурилась. Но даже не пыталась вырваться. Он терпеливо ждала, когда Мусору надоест ее испуг и ее бессилие.
– Ладно, – сказал Мусор и отпустил Нинкины волосы. Она осела на пол и закрыла лицо руками.
– У меня для тебя есть хорошая новость. Слышишь, Нинуля? Слышишь?
– Слышу, – всхлипнула Нинка.
– Твоего приятеля замочили, Мастера. Кто же тебе теперь наркоту будет оставлять на хранение?
Нинка что-то невнятно пробормотала.
Мусор удовлетворенно кивнул, поправил на себе одежду и открыл засов на двери, но с порога вернулся. Почувствовав на своем плече его руку, Нинка дернулась.
– Ну не надо так, – сказал Мусор, – я понимаю, что тебе хочется еще, но служба есть служба. Я к тебе еще как-нибудь загляну, когда тебе можно будет не только в рот дать. Ты готовься, а чтобы у нас с тобой любовь получилась как следует, ты мне Малявку найди. Найдешь – оставлю тебя в покое. Честно. Слышишь меня?