Под псевдонимом Дора: Воспоминания советского разведчика
Шрифт:
Через день после выхода из тюрьмы я позвонил своему адвокату Брауну, который сказал, что хочет видеть меня, — у него есть новости. На встрече Браун сообщил, что меня хочет видеть его близкий друг, давно связанный с Дорой. Мы договорились о свидании в Женеве. Человек, пришедший на встречу, известил меня, что Дора еще в Женеве, но через несколько дней должен уехать с женой в Париж.
Спустя несколько дней этот же товарищ организовал мою встречу с Эдмондом и Ольгой. Они рассказали мне о подробностях своего ареста и о том, что захватила у них полиция.
В конце сентября 1944 года мне опять позвонил Браун и вызвал в свою адвокатскую контору. Он сказал, что меня хочет видеть одна женщина, некая Сиси. Я сразу вспомнил это имя и согласился. На встрече Сиси рассказала мне, что ее освободили 14 сентября и что Рёсслер (Люци), тоже уже выпущенный на свободу, хочет поговорить со мной.
Сиси добавила, что еще ни разу не видела Люци и впервые увидит его вместе со мной в кафе в Цюрихе, где назначено наше свидание. Это была моя первая и последняя встреча с Люци.
Очевидно, Сиси действительно впервые видела Рёсслера, так как я и тот человек, который оказался Люци, прибыли раньше нее в кафе, и, когда явилась Сиси, она несколько раз обошла весь зал, пока Люци не показал ей, что он ждет ее.
Люци не знает французского языка, слабо говорит по-английски, поэтому мы беседовали по-немецки. Разговор продолжался часов пять.
Люци сообщил, что он ряд лет снабжал швейцарский генштаб информацией по Германии. Я поставил Люци в известность, что на днях еду в Париж, и он дал мне информацию для Центра (я получил ее через Сиси и после прибытия в Париж отослал).
Примерно в это же время один из людей Доры организовал мою встречу с Пакбо. Тот рассказал, что его источники дают сейчас лучшую информацию, чем когда-либо раньше. Но он не знает, как ее передать. Пакбо несколько раз встречался с Розой после ее выхода из тюрьмы. Роза рассказала, что полиция за ней долго следила (на допросе показывали ей фото Доры и мое). Следователь описал все ее встречи, в том числе с Пакбо, назвал день, когда Роза была в его доме в Берне. Пакбо был уверен, что за ним следят, знал, что его телефонные разговоры подслушиваются, но это его мало волновало. Он считал, что, как журналист, имеет право собирать и передавать информацию кому угодно; его могли арестовать только в том случае, если бы он наносил вред интересам Швейцарии.
Пакбо вручил мне пачку проявленной пленки с информацией, которую я также отправил в Москву из Парижа через сотрудника Центра…
До отъезда в Париж я несколько раз встречался с Сиси. Она рассказала, что вся информация Люци, неотправленная из-за отсутствия связи, хранится в сейфе одного человека, который пользуется в Швейцарии правом дипломатической неприкосновенности. Сиси настойчиво просила меня сообщить об этом Центру. Она абсолютно уверена, что провал — дело рук гестапо, что Петерс — приятель Розы — агент гестапо…
Я считал своим долгом отправиться в Париж и установить связь с Центром. Хотя мне и разрешили покинуть Швейцарию,
7 ноября вечером я прибыл в одно кафе у границы. Там меня опознал Тюре — вожак Сопротивления в Савойе. После этого я беспрепятственно перешел швейцарский погранпост по своему паспорту, а у французского поста меня ожидал начальник полиции города Аннмасс и сам Тюре. Они провели меня без предъявления документов и вскрытия чемодана: в тот день на посту стояли члены движения Сопротивления, они знали своего вожака Тюре в лицо.
На другой день в Аннмассе меня снабдили бумагой, в которой было сказано, что Комитет движения Сопротивления Аннмасса разрешает мне поездку в Париж и обратно. Меня посадили в машину, идущую прямо в Париж. Я прибыл туда 9 ноября и вскоре после этого встретился с Радо…»
Да, с Футом мы свиделись только в Париже, спустя год после его ареста. От него я узнал, что он уже установил связь с представителем Центра во Франции.
Я шел тем же путем, но связался с работником Центра, естественно, раньше Фута — в конце октября.
Итак, мы с женой снова очутились в Париже. Прихотью судьбы вернулись туда, где жили и работали после побега из нацистской Германии и откуда начали новый путь борьбы с черными силами фашизма.
Для нас, эмигрантов, Париж был всегда близок и дорог демократическими традициями и революционной историей. И еще жизнерадостностью, весельем. Но теперь этот город выглядел не таким беспечным, каким мы его знали. Война, оккупация наложили и на него суровую печать, хотя парижанам удалось сберечь его от разрушений.
Жена очень тяжело переживала разлуку с сыновьями и матерью. От них не было никаких известий: почтовая связь между Швейцарией и Францией еще не действовала. Перевезти семью в Париж представлялось почти невозможным: власти отказывали в визах гражданским лицам иностранного происхождения. На это нужно было особое разрешение. И Лена достала его. Имея при себе специальное военное свидетельство, она отправилась на машине (поезда не ходили) снова в Аннси к нашим друзьям-партизанам. И они помогли. В день рождества их уполномоченные явились к женевским властям и потребовали разрешить выехать из Швейцарии нашим детям с их бабушкой. В течение одного дня, несмотря на праздник (или, может быть, благодаря празднику), все было устроено.
Новый, 1945 год мы уже праздновали в Париже всей семьей.
Как читатель помнит, у нас был еще один член подпольной организации — Соня, которая также избежала ареста и благополучно покинула Швейцарию гораздо раньше нас, в конце 1940 года. В период потери «живой» связи с Москвой Соня оказала нашей разведгруппе неоценимую помощь: она и ее радисты Джим и Джон обучили Эдуарда и Мауд настройке передатчика, азбуке Морзе, владению телеграфным ключом, благодаря чему мы установили самостоятельную устойчивую радиосвязь с Центром.