Под розой

Эрнестам Мария

Иногда мне кажется, что они с мужем, как и я, собирают запахи на память и хранят их в сундуке под крышкой. Но когда я об этом спрашиваю, они говорят только: «Запахи нельзя хранить, они просто есть». Конечно, они правы. На самом деле, ничто не вечно. Тем более запахи.

Едва я вошла в дом, как зазвонил телефон. Это была Петра. Я знаю ее всю жизнь, но на этот раз не сразу узнала. Она была болтлива, как всегда, но сегодня ее речь прерывалась рыданиями и криками, так что я поначалу вообще ничего не могла разобрать.

— Ты должна мне помочь! Ты должна приехать, должна! — рыдала она в трубку.

—

Кто это? — спросила я, и только услышав ответ, поняла, что говорю с Петрой.

— Пожалуйста! — в панике крикнула она.

— Но Петра, милая, что случилось? Что с тобой?

— Ханс! Я его вышвырнула! — всхлипнула она.

А я-то думала, что меня уже ничем нельзя удивить.

— Вышвырнула его? Как это?

— Приходи скорее! И никому ничего не говори, — продолжала причитать Петра.

Я спросила, может, взять с собой Свена в качестве эксперта по мужской психологии, но Петра завопила: «Нет!». В конце концов я решила сделать, как она хочет.

Я надела дождевик и прошла в сад, чтобы срезать для нее несколько чайных роз. Кусты гнулись под натиском ветра, но розы выглядели свежими и счастливыми. Их самочувствие напрямую зависит от заботы, которой их окружают. Я их люблю, удобряю им почву, обрезаю и поливаю, а они дарят взамен свою красоту. Розы — благодарные создания, они ценят хорошее отношение. А еще умеют хранить секреты. Неудивительно, что отношения с ними — самые стабильные и гармоничные в моей жизни. Да, у них есть шипы, но они не прячут их под листьями. Подобные вещи меня никогда не пугали. Скрытое зло куда опаснее — перед ним ты беззащитен.

Свен был занят решением кроссворда, поэтому, когда я заглянула к нему попрощаться, спросил только коротко:

— Ты куда?

Я сказала, что пойду навестить подругу: похоже, той нездоровится. Свен спросил, не поужинать ли нам потом у грека, ему хочется баранины, и я ответила: «Может быть». Мысли мои уже были заняты Петрой и тем, что она выгнала Ханса из дома.

Несмотря на дождевик, пока добралась до Петры, я промокла насквозь. Их с Хансом дом стоит в стороне от деревни. Это самое уродливое здание из всех, что я когда-либо видела. Он заставлен настолько безвкусными и абсолютно не сочетающимися друг с другом предметами мебели и аксессуарами, что, кажется, только художник-абстракционист мог добиться такого эффекта. Мебель из необработанной сосны вперемежку со старинной полированной, льняные шторы, бархатные подушки, клетчатые пледы, розовые ковры, хрустальные бокалы рядом с глиняными плошками — и все это распихано по дому кое-как.

Не успела я постучать, как Петра распахнула дверь. Наверное, стояла у окна в ожидании. Буквально втащив меня в дом, она захлопнула дверь. Выглядела моя подруга ужасно. Глаза покраснели, седые волосы растрепаны, одета в старый линялый домашний халат какого-то грязно-желтого оттенка, без бюстгальтера, так что грудь свисает до самого живота, на губах — герпес.

— Пойдем на кухню, — подтолкнула меня она, и едва я сняла сапоги, выхватила плащ у меня из рук и швырнула на пол. Потом потянула меня за руку в кухню и усадила на стул.

— Ты должна мне помочь, — сказала она и отошла в сторону, чтобы я могла увидеть, что она имеет в виду.

На полу у нее уже много лет лежит ковер, который когда-то

связала «тетка бабушки». С годами он утратил первоначальный цвет и приобрел грязновато-серый оттенок. Сейчас он был залит кровью. Я начала понимать, что истерика Петры не была беспричинной. Воспоминания нахлынули с такой силой, что меня затошнило. Петра суетилась вокруг меня, как бабочка вокруг свечи.

— Что мне делать? Что делать? Я не знаю, что мне делать, не знаю, что случилось, что делать, что нам делать, Ева, ты должна мне помочь, ты должна, мне надо выстирать ковер, я, Ева, ты…

Я почувствовала, что теряю остатки самообладания, вскочила со стула, схватила ее за плечи и затрясла.

— Замолчи! — крикнула я. — Успокойся и расскажи, что случилось, иначе я уйду! Попытайся хоть раз в жизни изложить все четко и ясно. С самого начала. Что это?

Петра затихла и уставилась на меня. Она молчала несколько секунд, из чего можно было сделать вывод, что она в шоке.

— Хочешь кофе? — спросила она наконец. — Я думаю, мне нужно выпить чашечку кофе, чтобы сосредоточиться, я обычно всегда пью…

— Чай, — перебила я.

Петра снова замолчала и поставила чайник. Она приготовила кофе и чай, зажгла свет, села, потом снова встала, вышла и вернулась с блюдом еще теплых плюшек.

— Я и забыла, что там их оставила, а ведь это с них все и началось, я…

Хватило одного грозного взгляда, чтобы заставить ее замолчать. Почти пять минут мы сидели молча и пили чай и кофе со свежими плюшками. Я подумала, что это самое приятное и тихое чаепитие с Петрой в моей жизни, и взглянула на нее. Она вздохнула и откусила кусок от третьей плюшки. Значит, успокоилась.

— Неудивительно, что это произошло именно сейчас, — сказала она, наконец. — Я имею в виду, что хожу по четвергам на гимнастику, и Ханс знает, как это важно для меня, ходить на гимнастику, но все равно выбрал именно этот день. Он знал, что я спокойна и расслабленна после гимнастики, это так на него похоже — наплевать на мои чувства. Случись это в любой другой день, все было бы по-другому.

Я пила чай и смотрела на нее. Похоже, она сама не понимает, что говорит. Но ждет, что я ее пойму.

— Петра, ты можешь медленно и четко рассказать, что случилось? С начала до конца.

Она снова вздохнула.

— Ну, знаешь, то, что он ушел… ничего не меняет. У меня такое ощущение, что я уже много лет живу с привидением. Те несколько слов, которые мне удалось из него выжать, я могла бы выжать и из трупа. Я знаю, вы все осуждаете меня за то, что я болтаю без умолку, тогда как Ханс стоит рядом тихо, как мышка. Но что мне делать, если он все время молчит? Как ты думаешь, каково это — слышать дома только тишину и шум холодильника, а твой муж весь день молчит как рыба. Ты не представляешь себе, как это страшно, и чтобы отвлечься, я начинаю болтать и болтаю, болтаю, болтаю. Болтая, я забываю о страхах, забываю о том, что моя жизнь — одно сплошное разочарование. О Господи, зачем только я вышла за него замуж! Лучше бы купила себе второй телевизор! А теперь он исчез, испоганив весь ковер. Упади он чуть правее, испачкал бы только пол. Протрешь тряпкой — и все в порядке. Но нет. Он всегда такой — молчаливый, упрямый как осел и бесчувственный как чурбан.