Под самой Москвой
Шрифт:
— Это правда, что твоя шобака умеет говорить?
И когда Карол гордо подтвердил, малыш осведомился:
— А ты шам не научился лаять?
Праздник окончился поздно. На улице было уже темно. Шел дождь. На углу, недалеко от дома, Карол увидел сеттера, который нес в зубах зонтик. С шерстью, вымокшей под дождем, и с поноской в зубах, Джерри абсолютно ничем не отличался от других собак.
— Ты очень хорошо сделал, что встретил меня, — сказал Карол. — Я совсем промок.
Джерри отряхнулся и длинным языком слизнул
В это самое время неподалеку, в подворотне, стояла группа мужчин. Двое из них отделились и, войдя в глубь двора, закурили.
— Послушайте, Бертино, — сказал тот, что был повыше ростом. — Почему это вы вдруг переметнулись к Истовым?
— В нашем свободном обществе я свободен служить тому, кто больше платит, — гордо ответил Бертино.
— Хорошо, мои ребята сработают втемную, но мне-то вы можете сказать: на кой шут вам сдался этот мальчишка? Что он, сын миллионера? Можно рассчитывать на крупный выкуп?
— Маэстро, вы перепутали все на свете: мы должны похитить не мальчишку, а его собаку!
— Что же, это — любимая собака миллионера? — неуверенно спросил высокий.
— Боже, как вы старомодны! Ну, при чем тут миллионер? — воскликнул Бертино. — Собака нам нужна как таковая.
— Знаете, Бертино! — грустно ответил его собеседник. — Мне приходилось похищать детей и женщин, и безоружных политических деятелей. Но впервые я имею дело с собакой.
— Так, почему же, дьявол вас раздери, это так вас расстроило? Может быть, вы член общества защиты животных?
— Отнюдь нет. Но у собаки — зубы…
— Тсс! Они идут! Подавайте сигнал! — зашипел Бертино.
Человек в балахоне с капюшоном, накинутым на голову, бросился на мальчика и свалил его с ног. Рука с дубинкой поднялась и опустилась на голову Карола. Собаку схватили двое. Один зажал ей морду рукой, другой пытался надеть на нее намордник.
Сеттер напряг свою мощную грудь и вырвался. Отчаянный крик Карола долетел до ушей Джерри, и он бросился на нападавших.
С проклятиями они вбежали в подворотню и захлопнули калитку.
Карол лежал без движения на мокром асфальте, и мелкий дождь поливал его неясно белевшее в темноте лицо. Тогда подняв свою большую морду, пес завыл. Он забыл все человеческие слова, которые знал, и выл жалобно и безнадежно, как это делает каждая собака, увидев хозяина в беде и не умея помочь ему.
У входа в палату дремала на стуле сиделка. В комнате было полутемно.
Мальчик не спал. Он смотрел на синее окно и думал: «Неужели нельзя избрать президента без таких неприятностей? И что теперь будет с Джерри?»
— Я здесь, хозяин, — раздался шепот из-под кровати, и голова сеттера показалась оттуда, — только бы эта тетка
— Дядя говорит, что это все подстроили Истовые.
— Я не разбираюсь в таких тонкостях! Я ненавижу всех, кто нас втянул в эти дела. Я еще покажу им!
Несмотря на дождливую погоду, огромная толпа стояла у здания, где должна была выступать говорящая собака. Зал не мог вместить всех желающих послушать необыкновенную речь. В истории предвыборных кампаний в этой стране еще никогда не проявлялось такого интереса к выборам президента. Поэтому на всякий случай были наготове слезоточивые газы.
Атмосфера достигла высшего накала, когда на сцене появилась внушительная фигура шоколадного сеттера с крупной мордой, умными глазами, с солидными и благородными движениями — внешность, которой мог позавидовать сам кандидат в президенты, невзрачный господин, присутствующий тут же.
В передних рядах прилично перешептывались. Торжественность минуты нарушил только детский голос, с величайшим изумлением произнесший:
— Папа, там — собачка…
На дитя зашикали, и воцарилась тишина.
Джерри поднялся на трибуну, перед которой маячил рожок микрофона.
С минуту он молча разглядывал публику. Никогда еще ни один пес не привлекал внимания такого количества людей. Но собакам абсолютно несвойственно честолюбие…
Сеттер на трибуне открыл пасть и… Оглушительный лай наполнил здание до самых верхних балок под крышей и до самых дальних дверей, где в ужасе оцепенел дежурный констебль, а обезумевший кинооператор механически продолжал вертеть ручку аппарата, не сообразив впопыхах, что снимает ординарное зрелище лающей собаки.
А Джерри все лаял. Это был не тот легкомысленный, с привизгом лай, которым пугают кошку. И не тот отрывистый и хриплый, с которым преследуют точильщика во дворе. Джерри лаял, как лают на смертельного врага перед тем, как схватить его за горло.
В поднявшейся суматохе ничего нельзя было разобрать.
— Прекратите трансляцию! Выключите микрофон! Он лает на всю страну, — надрывался председатель.
— Тушите юпитеры!
— Да она вовсе не умеет говорить! — послышалось из толпы.
Под аккомпанемент неумолчного лая чей-то громкий голос из задних рядов крикнул:
— Друзья! Она облаивает кандидата!
С пением неприличной песенки «Все собаки говорят…» публика стала растекаться. В суматохе никто не заметил, как исчезли мальчик и собака.
У железных ворот станции Фаредж-Товарная сновали грузчики. Нагруженные платформы въезжали на товарный двор.
Карол взял сеттера на короткий поводок и сказал:
— Постарайся не лаять, даже если мы встретим кошку.