Под счастливой звездой (сборник)
Шрифт:
— Не отвлекайтесь, — долетел издалека сиплый голос. — Думайте: «Как дела, красотка?», «Как дела, красотка?» — и больше ничего!
Диш заглянул в одну из комнат, откуда валил едкий канифольный дым.
— Привет, каторжники!
Из-под нагромождения электронных блоков, не выпуская паяльников, высунулись два обалдевших человека с красными от бессонницы глазами.
— Там дождь? — спросил один из них, ткнув пальцем в потолок.
— Солнце, ветер с моря и шелест листвы, — ответил Диш.
— Проклятое подземелье, — проворчал второй. — Тут забудешь, как
— Потерпите, теперь уж скоро, — подбодрил Диш.
— Кой черт cкоpo!
И сразу забыв о нем, заспорили:
— Куда ты присоединил эту этажерку, дурила! Ты же воткнул ее в память, а я-то мучаюсь:
— В память, в память! Не в память, а в эмиссию, если бы ты что-нибудь понимал!
— В эмиссию! Добрая старая эмиссия, знай она, какие тупари придут в электронику, она никогда не появилась бы на свет…
В другой комнате тучный гипертоник, манипулируя экраном излучателя и вылупив склеротические глаза, сипло кричал на Глома:
— Опять посторонние мысли, шеф! Да что за дьявольщина, неужели вы, современные буржуа, не можете думать целеустремленно? «Как дела, красотка?» У вас все время разный рисунок мысли.
Измученный, изжеванный, полуживой Глом только тряс бородкой и, не возражая, старался сосредоточиться на одной чрезвычайно важной мысли: «Как дела, красотка?» — Вы бы отдохнули, шеф, — посоветовал Диш. — Нельзя же доводить себя до такого состояния. Так вы никогда не добьетесь четкого рисунка.
Но Глом знал, за что приходится страдать. Операция под кодовым названием «Химеры» сулила крлоссальные прибыли. Опасаясь ушей и глаз всюду проникающих конкурентов, Глом принял крайние меры предосторожности. Двухмесячное заключение в подземелье было оговорено контрактами, люди работали по восемнадцать часов в сутки, здесь же спали и ели, никто посторонний в тайник не допускался и никто, кроме самого Глома и Диша, не выходил на поверхность.
Предвкушая манящий запах золота, Глом стоически переносил и усталость, и неудобства, и бессонные ночи, и даже издевательства со стороны им же нанятых людей. Хуже того — согласился на роль подопытного кролика, лишь бы поменьше привлекать посторонних.
— А ну-ка, Диш, сядьте на минутку, — проверим ваш рисунок, а то шеф действительно того…
Но Диш уже спешил сырым коридором дальше. В помещении, заваленном полосками гибкого пластика, самозабвенно трудился над женским торсом старик-мастер.
Железные очки съехали на нос, залысины блестели от пота, рядом валялась пустая бутылка из-под рома.
— Помилуйте, что вы делаете! — вскричал Диш, увидев его произведение. — Кто это, позвольте вас спросить, обворожительная дама или толстозадая крестьянка, мамаша семерых детей?
— А чего? — старик снял очки и протер их о грязяый фартук. — Оно и обворожительнее, когда покруче да помясистей. Какой прок в костях…
— Эх, работнички! — вздохнул Диш. — Да на такой зад никакая юбка не налезет.
Вот же у вас эскиз, и делайте, как здесь нарисовано.
— Нам чего, — обиженно пробормотал старик. — Могем и по ескизу. Наше дело маленькое. Хотели как лучше.
Диш прошел
Он уже задремал, когда на краешек дивана опустился незаметно появившийся Глом. В неверном свете, бьющем сквозь щелястую дверь, козлобородый, с опухшими веками и лихорадочно блестевшими глазами, Глом казался если не самим сатаной, то уж во всяком случае посланцем сатаны.
— Готовьте кубышку, Диш. Вы будете миллионером, — зашептал он зловеще — Мне пришла нынче великая мысль: мы продадим патенты. В Париж, в Лондон, в Нью-Йорк! Нашему-то делу это не помешает. Мы перевернем земной шар вверх тормашками, стоит только захотеть. Так что гордитесь, Диш, — мир в наших руках!
Он засмеялся хрипловатым блеющим смешком, этот комичный старикашка, действительно страшный в своей самоуверенности, похлопал Диша по плечу — и стук его каблуков замер в отдалении.
«Ваш покорный слуга, химеры, — проваливаясь в сон, подумал Диш словами электронного пароля. — Покорный, безропотный, изобретательный слуга. Неужто и вправду ты будешь миллионером, Диш? Неужто и впрямь ты продался дьяволу? А давно ли еще мечтал о переустройстве мира! Эх, Диш, Диш, как же ты дошел до жизни такой?» Но ему вовсе не хотелось вспоминать, как он дошел до жизни такой. Ему хотелось спать.
3
Диш появился в городе несколько лет назад. Уж так случилось, вышвырнула его судьба из столицы, из наполненной, содержательной жизни в кругу единомышленников, из двухэтажного уютного особнячка — на мостовую.
Отец Диша, совладелец небольшой электронной фирмы, мечтавший увидеть сына продолжателем своего дела, ждал, дождаться не мог, когда Диш закончит коллеж, получит диплом радиоэлектроника и вольет в старые жилы фирмы молодую кровь новейших технических идей. Но неблагодарный сын, связавшись с шайкой лоботрясов, бездомных и безработных художников, увлекся какими-то бредовыми идеями перекраски мира, словно мир — всего лишь автомобиль, и бросил коллеж, сущие пустяки не дотянув до диплома. Ни уговоры, ни угрозы не подействовали, и тогда отец одним пинком вышвырнул любимого сына из своего любящего отцовского сердца.
Ссора с отцом лишила Диша не только крова и обеспеченного существования, но и отняла у него друзей. Друзья остались в столице, чтобы, прячась от холода на чердаках, раскрашивать свои грандиозные, глобальные — и никому не нужные проекты, а он оказался в этом провинциальном городе, один, без знакомых, без рекомендаций, без гроша в кармане. Однако Диш и не думал бросать в своем изгнании то великое дело, которым грезили его столичные друзья. Он по-прежнему мечтал избавить человечество от тошнотворного однообразия, от серости и скуки жизни — первопричины всех несчастии века. Он мечтал разукрасить в веселые праздничные тона стены здании, мостовые улиц и площадей, парапеты набережных, ограды парков, трамвайные поезда, пролеты мостов и сплетения проводов, телевизионные вышки и мрачные станции подземки.