Под сенью исполинов
Шрифт:
– В основу мирной эксплуатации лёг бы принцип Треста: «автономность и защищённость». Дыхательную функцию человека экзотело обеспечивает за счёт так называемых «линьфэньских» таблеток, или же по-другому «китайского воздуха». Тут наши инженеры не изобретали велосипед. Экзотело, или, чего уж, будем откровенными – автономный боевой комплекс «Оса» рассчитан не менее чем на девяносто суток работы.
Казалось, если выключить внезапно свет, в арсенале не особо потемнеет – светиться начнёт сам Майкл. От гордости.
– Управление осуществляется посредством
Подопригора поймал себя на мысли, что прямо-таки заслушался. Он никак не мог признаться самому себе, что восхищается Бёрдом в части его владения русским языком.
– Остановись, – грубо вклинился вдруг Буров. – Какие девяносто суток?
Майкл оставил в покое жёлто-чёрную бронь углепластика и повернулся к остальным. На моложавом лице читалось непонимание.
– Ты сказал, что «Оса» может быть автономна девяносто суток.
– Ну да, – продолжая недоумевать, подтвердил Бёрд, на всякий случай расплываясь в улыбке. – Аккумуляторы…
– В топку! – Буров отчего-то резко завёлся. – Ординатор выдал справку на пятьдесят дней автономного функционирования!
Бёрд посмотрел сначала на инженера, как бы убеждаясь в серьёзности его слов, потом перевёл взгляд на Нечаева, следом – на командира. Улыбка медленно стекла с губ.
– Разве моя вина, что у вас неверная информация?
– Отчасти – да, – пожал плечами Роман. – Данные для пакта по подобному «Осам» вооружению предоставлялось ЦРУ. Или с его одобрения. Так что…
– Пусть так, – Бёрд снова посмотрел по очереди на всех, кроме Ганича. Того, казалось, вообще позабыли. – Верно то, что я говорю прямо сейчас. И только это – важно. Союз тоже не обитель святости. Давайте не будем забывать, что недоговаривают всегда обе стороны.
Недопонимание плавно истаяло. Ганич ещё некоторое время постоял с обречённым видом и вышел. До него, наконец, дошло, что перспектива выйти на поверхность Ясной в составе разведотряда ему не светит.
– Единственная проблема, которую наши инженеры не решили, – продолжив тоном прерванного преподавателя, Майкл опять развернулся к «Осе», – это проблема пищеварения. Вредная привычка кушать и испражняться умрёт вместе с человечеством!
Подопригора рассмеялся сам от себя того не ожидая. На один короткий миг американец вдруг перестал его раздражать.
– Если говорить о последнем, то в критических случаях можно просто временно наплевать на… некоторые неудобства. А вот с приёмом пищи всё гораздо сложней. Для этого требуется разгерметизация как минимум.
– Понятно. Что с кодами? Или код требуется только для активации?
– Сам спросил, сам ответил, – забавно потряс головой Бёрд, неплохо изображая любимого за океаном даже после смерти комика Лакмуса. – Роман Викторович, я вас не впечатлю знанием всех кодов активации «Ос», если вы об этом. Даже если бы я и знал их, то вряд ли сказал, – добавил он абсолютно серьёзно. – Зачем
Перед выходом снова собралась группа. В полном составе, за исключением двух постояльцев медблока. Александр Александрович выслушал поочерёдные доклады о просмотре мнемокадров. Итог: они мало чем отличались. А когда Грау высказала мысль, что они могли подвергнуться переделке или кодировке, или даже вовсе оказаться фальшивками, лицо командира посерело.
Предположение Виктории поспешила опровергнуть Рената, но лишь частично. С её слов, мнемокадры так и не научились ни наслаивать, ни зашифровывать, ни ещё как-то укрывать. Как можно скрыть воспоминания, которые зачастую даже и не твои вовсе, а людей, работавших с тобой и передавших их через Ординатора? А вот умысел вложить в отчёт неверные или неважные кадры по заверению Ренаты уже встречался.
– Есть проблема, Александр Александрович, – поднялась Вика, когда тема с мнемокадрами себя исчерпала. – Милослава так и не ела ничего. И не пила.
– Значит, ей… следует помочь, – помягче сформулировал командир. Он уже не раз думал, что зря принял решение открыть капсулу. Расщепило бы бедолагу, да дело с концом. Так бы хоть не мучилась.
Последняя мысль вдруг вызвала в памяти живой образ кружащейся на месте Милош, пальцами перебирающей по воздуху. Эти глаза – восторженные, блестящие неподдельным интересом даже к самой банальной вещи – едва ли хоть как-то соотношались с мукой.
– Итак, – командир поднялся, следом поднялись все остальные. – Мой вам приказ: выход через час. Исполнять мои обязанности будет Тимофей Тимофеевич Буров. Будем надеяться, что нам повезёт, и мы так вот запросто натолкнёмся на следы колонистов.
Спустя некоторое время, Буров вошёл в капсульный отсек. Его вело любопытство, но не к процессу насильного кормления, уготованному узнице. А к её тюрьме, то и дело, по словам горе-сторожей, странным образом выпускавшей Милош. Ещё на ходу он мысленно разложил пункты всех возможных причин. По мере приближения к цели их список редел и вскоре вовсе свёлся к одному-единственному пункту. Такая уверенность могла показаться непростительным легкомыслием, если бы речь шла не о Бурове. Но: Буров – не ошибался.
У изолятора рука к руке стояли женщины, к стенным нишам ник о чём-то усердно мыслящий теолог. Буров приблизился к прозрачной переборке.
Рената держала перед собой глубокую тарелку, на дне которой несъедобно серела, отдавая жёлтым, разведённая солёной водой питательная мука. Неудивительно, что даже повреждённая отказывалась есть это.
Буров слегка подался вперёд и внимательно оглядел Милош. Его взор был насквозь пронизан неприязнью, граничащей с презрением, будто в изоляторе находилась не девушка, а нечто хрюкающее, булькающее, но усердно старающееся придать себе облик человека.