Под северным небом. Элегии, стансы, сонеты
Шрифт:
Витаем мы меж Небом и Землей.
Твой образ, то насмешливый, то милый,
Мне грезится в каком-то смутном сне,
Цветы любви сбирая над могилой,
Я вижу, как ты гроб готовишь мне.
Как мертвецу, мне чуждо все живое…
Но кто же ты, мой гений неземной,
Во мне зажегший пламя роковое?
Страдаю я, покуда ты со мной,—
А нет тебя и я страдаю вдвое.
В твоей душе
Зачем твое дыханье огневое
Меня сожгло?
О, как прекрасна ты неотразимо,
Как властна ты заставить все забыть!
Твой нежный смех улыбка серафима,
И я тебя не в силах не любить!
Но почему же во мне неудержимо
Желание встает тебя — убить?
ЛАСТОЧКИ
СОНЕТ
Земля покрыта тьмой Окончен день забот.
Я в царстве чистых дум, живых очарований.
На башне вдалеке протяжно полночь бьет,
Час тайных встреч, любви, блаженства, и рыданий.
Невольная в душе тоска растет, растет.
Встает перед мной толпа воспоминаний,
То вдруг отпрянет прочь, то вдруг опять прильнет
К груди, исполненной несбыточных желаний.
Так в знойный летний день, над гладью вод речных
Порою ласточка игриво пронесется,
За ней вослед толпа сестер ее живых,
Веселых спутниц рой как будто бы смеется,
Щебечут громко все,— и каждая из них
Лазури вод на миг крылом своим коснется.
В СТОЛИЦЕ
Свежий запах душистого сена мне напомнил далекие
дни,
Невозвратного светлого детства предо мной загорелись
огни;
Предо мною воскресло то время, когда мир я безгрешно
любил,
Когда не был еще человеком, но когда уже богом я
был.
Мне снятся родные луга,
И звонкая песня косца,
Зеленого сена стога,
Веселье и смех без конца.
Июльского дня красота,
Зарница июльских ночей,
И детского сердца мечта
В сияньи нездешних лучей.
Протяжное пенье стрекоз,
Чуть слышные всплески реки,
Роптание лип и берез,
В полуночной тьме светляки
И все, что в родной стороне
Меня озарило на миг,
Теперь пробудило во мне.
Печали певучий родник.
И зачем истомленною грудью я вдыхаю живой аромат;
Вспоминая луга с их раздольем, и забытый
запущенный сад?
Свежий запах душистого сена
Он мне душною ночью напомнил отлетевшие радости дня.
ГРУСТЬ
Внемля ветру, тополь гнется, с неба дождь осенний
льется,
Надо мною раздается мерный стук часов стенных,
Мне никто не улыбнется, и тревожно сердце бьется,
И из уст невольно рвется монотонный грустный
стих;
И как тихий дальний топот, за окном я слышу
ропот,
Непонятный странный шепот—шепот капель
дождевых.
Отчею так ветру скучно? Плачет, ноет он
докучно,—
И в ответ ему стозвучно капли бьются и бегут,
Я внемлю, мне так же скучно, грусть со мною
неразлучна,
Равномерно, однозвучно рифмы стройные текут,
В эту пору непогоды, под унылый плач Природы,
Дни, мгновенья, точно годы—годы медленно идут.
«В поле искрилась роса…»
В поле искрилась роса,
В небесах царил покой,
Молодые голоса
Звонко пели за рекой.
Но меж тем как песни звук
Озарял немую даль,
Точно тень, бродила вкруг
Неутешная печаль.
И, скорбя о трудном дне,
Где-то дух страдал людской,
Кто-то плакал в тишине
С бесконечною тоской.
СМЕРТЬ
СОНЕТ
Суровый призрак, демон, дух всесильный,
Владыка всех пространств и всех времен,
Нет дня, чтоб жатвы ты не снял обильной,
Нет битвы, где бы ты не брал знамен.
Ты шлешь очам бессонным сон могильный,
Несчастному, кто к пыткам присужден,
Как вольный ветер, шепчешь в келье пыльной,
И свет даришь тому, кто тьмой стеснен.
Ты всем несешь свой дар успокоенья,
И даже тем, кто суетной душой
Исполнен дерзновенного сомненья.
К тебе, о, царь, владыка, дух забвенья,
Из бездны зол несется возглас мой: —
Приди. Я жду. Я жажду примиренья!
СМЕРТЬ, УБАЮКАЙ МЕНЯ
Жизнь утомила меня.
Смерть, наклонись надо мной!
В небе — предчувствие дня,
Сумрак бледнеет ночной…
Смерть, убаюкай меня!
Ранней душистой весной,
В утренней девственной мгле,